Таня Гроттер и колодец Посейдона - Дмитрий Емец

Шурасик стоял перед зеркалом и, скрестив рукина груди, критически изучал свое отражение. Большая щель между переднимизубами, бледное лицо, маленький подбородок, рассыпанные по щекам веснушки,похожие на гречневую шелуху, и дюжина прыщей, предательски пунцовевших на умномвыпуклом лбу. Шестнадцать мальчишеских лет во всех своих неутешительныхпроявлениях. Шурасик так ненавидел свое отражение, что ему хотелось искусатьстекло. Или даже разбить, растоптать… Порядок произвольный. Все по алфавиту илиединовременно.

«Блин… как не совпадают мое внутреннеесамоощущение и то, что я есть на самом деле! Какое-то хамское несоответствие!Измена! Ложь! Гадость!» – с омерзением размышлял Шурасик.

Отражение лупоглазо созерцало оригинал изглубин стеклянной вселенной. Оно явно глумилось, светофорно мигало прыщами иблестело красным носиком с расширенными сальными порами.

– Топало бы ты отсюда, убогое, а?!По-хорошему просят! – срывающимся от ненависти голосом попросил Шурасик и,выпустив искру, подкрепил просьбу коротким заклинанием Изыдис.

Искра – а это была классическая красная искратемного мага – неумолимо скользнула к стеклу. Оскорбленное отражение сдостоинством передернуло узкими плечами, повернулось спиной и, покачиваясутулыми лопатками, зашаркало в зеркальные дали.

Шурасик бессильно погрозил двойнику кулаком ивернулся к столу. Между старомодной чернильницей и исписанным практически вноль магическим карандашом малютки Клоппика лежала записка. Записку сегодняутром загадочно просунули под дверь. По листу бумаги, наспех выдранному иззаурядной тетради, прыгали дразнящие буквы:

«О, МАРС МОИХ ГРЕЗ, ЗАКАТ МОЕГО РАЗУМА, КОШМАРЗДРАВОГО СМЫСЛА! ЖДУ ТЕБЯ В ЧАС НОЧИ У ФОНТАНА В ПАРКЕ!!!! ДРОЖУ И ПАДАЮ ВОБМОРО… (пуф, упала)!!!!!!

ТАИНСТВЕННАЯ ПОКЛОННИЦА».

Шурасик перечитал записку в тринадцатый раз ис сожалением обнаружил, что никаких проясняющих слов не появилось. По-прежнемубыло непонятно, от кого записка и стоит ли ее воспринимать всерьез.

«Существует вероятность, что это чья-то шутка…Но, с другой стороны, хм… А вдруг она придет, а я нет? Неловкополучится», – утопая в сахарном сиропе мечты, подумал Шурасик. Егосклонное к идиллиям неопытное воображение послушно нарисовало стройную девичьюфигурку. Вот она приближается, вот черные глаза страстно гипнотизируют его, вотона кладет ему руки на плечи и…

Чья-то рука легла Шурасику на плечо. Отличникзавопил. Как все мечтатели, он был разочарован слишком быстрым переходом отжелаемого к действительному.

– Ты что, перегрелся? Выключи немедленнозвук! – распорядился Жора.

Шурасик послушался. Он уже сообразил, что этоЖикин, незаметно вошедший в его комнату. Всего лишь Жикин, которого Шурасикставил в эволюционной иерархии выше морской свинки, но ниже верблюда.

– Как ты здесь оказался? – спросилШурасик ледяным голосом. Однако подносить к Шурасику спичку в этот момент нерекомендовалось.

– Э-э… Как еще? Проверенным лопухоиднымспособом. Через дверь, – сказал Жикин.

– Разве она не была заговорена? –спросил Шурасик и почти сразу вспомнил, что забыл это сделать. – А что,постучать было нельзя?

– Стучать? Фи, как пошло! Стучат стукачи.Умные люди информируют общественность через телефон доверия, после чеготщательно вытирают уличный автомат одеколоном! – сказал Жикин, деловитооглядывая комнату.

Записка на столе не укрылась от егомногоопытного взгляда.

– Тэк-с. Что у нас там? О, «жду уфонтана… обморок… поклонница!». Не сам написал, нет? Не обижайся, это я так, впорядке общего бреда!.. От кого это?

– Отдай! – потребовал Шурасик.Однако потребовал не слишком решительно. В глубине души он был не прочьполучить от Жикина совет.

Жора поднес записку к носу и профессионально,как ищейка, обнюхал ее со всех сторон.

– Блин… Даже по запаху духов не могуопределить, кто это! Никогда со мной такого не было… Признавайся, ты занималсяв комнате зельеварением? Яд гарпий, пот хмыря, сальные волосы старых гномов?

– Ага. Вчера.

– Вот и я говорю. Если записка чем-топахла, ты все заглушил своей химической вонью.

– А почерк ты такой знаешь? – снадеждой спросил Шурасик.

– Почерк… м-м… явно подвергнут заклинаниютрансформации… Вот смотри, если я здесь за бумагу берусь, он такой, а если тут,то совсем другие буквы. Нет, это не первокурсница, точно. Раньше четвертогокурса такие заклинания не проходят… Что там у нас еще? Ошибок нет, запятые наместе. Неважный симптом. Я бы предпочел по две ошибки в каждом слове.

– Почему это?

– Ну, милый мой!.. Сразу виднодилетанта! – всплеснул руками Жикин. – Сильно умные девчонки вечногрузят мозги себе и другим. И восклицательных знаков я бы предпочел поменьше.Много восклицательных знаков – первый признак истерички.

– Ты ничего не понимаешь! –оскорбился за незнакомку Шурасик.

– Да уж, конечно. Ничего я не понимаю. Явесь такой наивный, прям из бачка унитаза суп ем! Чок-чок-чок, я у мамыдурачок! – фыркнул Жора.

Он почесал нос, задумчиво пожевал губами ирешительно предложил:

– Знаешь что, давай я пойду на свиданиевместо тебя. У меня сегодня как раз окно. Я с этой таинственной поклонницей вдесять минут разберусь. Я ей устрою закат разума!

Шурасик вспыхнул. «В кои-то веки получитьзаписку, чтобы на свидание вместо меня отправился этот пошлый индюк и трогалжирными пальцами хрустальный кубок моей мечты!» – патетично подумал он.

– Только сунься! – сказал Шурасик,сцепив зубы. – Жикин, я тебя предупреждаю! Наткнусь на тебя ночью уфонтана, пожалеешь!

– И что же? По физиономии мне дашь? Ой,боюсь-боюсь-боюсь! Иди купи себе самоучитель, как сжимать кулак! – издевательскипосоветовал Жикин.

– Мне кулак не нужен. Так сглажу – досмерти волосы на зубах расти будут! Никакая Ягге не поможет! – звенящимшепотом сказал Шурасик. По его перстню пробежала темная молния.

Он не угрожал – он сообщал, и неглупый вбытовых вопросах Жора ощутил разницу. Слова Шурасика не были блефом. Все вшколе знали, что по части черной магии Шурасик не имеет себе равных. Пару раз всамых сложных случаях с ним консультировался сам Поклеп.