Бегущий в лабиринте - Джеймс Дэшнер

Он начал свою новую жизнь, стоя в холодной тьме, дыша спёртым, нечистым воздухом.

Металл заскрежетал о металл, пол внезапно дрогнул под ногами. Он упал навзничь, и, упираясь руками и ногами, передвинулся спиной вперёд. Здесь царил холод, но несмотря на это его лоб покрылся бисеринами пота. Спина ударилась о твёрдую металлическую стену. Он проскользнул вдоль неё и затих в углу. Сжавшись в плотный комок, он надеялся только на одно: что скоро его глаза привыкнут к темноте.

Ещё один рывок — кабина дёрнулась вверх, как старая клеть в шахте.

Надтреснутый лязг блоков и цепей, похожий на тот, что раздавался на старинных заводах, наполнял тёмное внутреннее пространство подъёмника, ударялся о стенки и отражался от них с пронзительным тонким визгом. Ползя вверх, кабина раскачивалась из стороны в сторону. Желудок сжался, от запаха разогретого машинного масла юношу едва не стошнило. Хотелось плакать, но слёз не было. Оставалось только сидеть здесь, в темноте и одиночестве, и ждать.

«Меня зовут Томас».

Это было всё, что он помнил о своей предыдущей жизни.

Он не понимал, как такое возможно. Ведь мозг функционировал безупречно, пытаясь выяснить, куда он попал и насколько тяжело его положение. В голове теснились факты и образы — воспоминания об общем устройстве мира. Он видел снег и деревья, усыпанную листьями дорогу, луну, бросающую бледный свет на травянистый луг, озеро, в котором когда-то плавал, съеденный гамбургер, многолюдную городскую площадь — все спешат по своим насущным делам...

Но вот откуда он сам явился, как попал в этот тёмный лифт — он не знал. Как не знал и того, кто его родители. Фамилии своей он тоже не помнил. Перед мысленным взором мелькали лица каких-то людей, но кто они... Он не узнавал их. Лица расплывались, превращаясь в разноцветные танцующие пятна. Похоже, что он вообще ни с кем и никогда не был знаком, ни с одним человеком не разговаривал...

Кабина, покачиваясь, продолжала подниматься. Томаса уже не раздражал непрекращающийся лязг цепей, тянущих клеть вверх. Время тянулось медленно, минуты растягивались в часы, хотя откуда ему было знать — каждая секунда казалась вечностью. Нет. Он же не тупица какой-нибудь. Доверяя своей интуиции, он понимал, что подъём продолжался всего около получаса.

Вот странно: он чувствовал, как его страхи рассеиваются, словно стая комаров при порыве ветра, и уступают место острому любопытству. Ему хотелось узнать, где он и что происходит.

Подъём внезапно прекратился, кабина резко, со скрежетом, остановилась. Неожиданный толчок бросил Томаса из одного угла в другой. Поднявшись на ноги, он сообразил, что кабина раскачивается всё меньше и меньше. Вскоре она совсем замерла. Всё затихло.

Прошла минута. Две. Он бросал лихорадочные взгляды по сторонам, но его окружала непроглядная тьма. Пощупал стены вокруг себя в поисках выхода. Нигде ничего, только холодный металл. Он застонал от досады, эхо усилило звук в гулком воздухе, сделав его похожим на предсмертный стон умирающего. Но вскоре всё снова стихло. Он закричал, зовя на помощь, и забарабанил кулаками в стенки кабины.

Ничего.

Томас попятился обратно в угол, обхватил себя руками и задрожал — страх вернулся. Сердце колотилось с такой скоростью, словно стремилось пробить грудную клетку.

— Эй, кто-нибудь!.. Помогите! — закричал он. Каждое слово, казалось, раздирало глотку в кровь.

Над головой раздался грохот. Он глянул вверх и судорожно втянул в себя воздух. Потолок разрезала прямая полоса света. Она постепенно расширялась. Затем послышался скрежещущий звук раздвигаемых дверей. Створки разъехались под чьим-то нажимом. После долгого пребывания в темноте свет пронзил его глаза острой болью, и он отвернулся, прикрыв лицо рукой.

Наверху послышались голоса. Страх вновь сдавил ему грудь.

— Ты только глянь на этого шенка!

— Сколько ему, а?

— Выглядит как плюк в футболке.

— Сам ты плюк, образина.

— Чувак, ну тут и вонища! Кто-то давно ноги не мыл?

— Надеюсь, тебе понравился путь в один конец, Чайник.

— Про обратный забудь, братан.

Всё услышанное озадачило Томаса до такой степени, что он едва не впал в панику. Голоса, эхом отдающиеся в кабине, звучали непривычно, некоторых слов он не понимал, словно говорили на чужом языке, хотя остальные были ему знакомы. Он поднял сощуренные глаза навстречу свету и звукам. Поначалу всё, что он мог видеть, были расплывчатые тени, но вскоре стали различимы очертания фигур — над отверстием в потолке наклонились какие-то люди, они заглядывали вниз, в кабину, тыча в Томаса пальцами.

Наконец, зрение, словно линза камеры, сфокусировалось, и лица обрели чёткость. Это были мальчишки — кто помладше, кто постарше. Томас не знал, чего он, собственно, ожидал, но увиденное привело его в замешательство. Все они были лишь детьми, вернее, подростками. Страх его немного улёгся, но сердце продолжало бешено колотиться.

Сверху спустилась верёвка с большой петлёй на конце. Томас поколебался, но потом ступил в петлю правой ногой, плотно обхватил верёвку, и её тут же дёрнули вверх. К нему протянулись руки, множество рук, они хватали его за одежду, вытягивали наверх. Перед глазами всё кружилось, мир состоял из мелькающих лиц, цветных пятен и бликов света. На Томаса разом нахлынул поток эмоций, выворачивая ему внутренности, раздирая на куски. Его мутило, хотелось кричать и плакать. Общий хор голосов стих, но один из них кое-что сказал, пока они перетягивали его через острый край дверного отверстия кабины. Томас знал, что он навсегда запомнит эти слова:

— Со знакомством, шенк! — сказал парень. — Добро пожаловать в Приют.