Лесная ведунья. Книга 2 - Елена Звездная

Поутру меня разбудил стук, словно топором по бревнам. И почему-то от этого улыбка появилась сама собой, а в голове промелькнуло радостное: «Охранябушка!» Даже собиралась было вскочить с постели, подбежать к окну да и поглядеть на него… а потом вспомнила — нет больше охранябушки. Нет его… Есть архимаг, да такой рядом с коим и стоять то страшно, а охранябушки больше нет… И так тоскливо от этого, что хоть вой.

Надо же, только сейчас поняла, как привязалась к нему. И от чего так случилось, мне не ведомо. Да только, ощущение на душе гадкое, и чувство такое, что охранябушка, вот он был реальным, настоящим, живым… а архимаг Агнехран его убил и личность его своей заменил. Такое вот ощущение. Глупое, разумом понимаю, а сердцем и душой понять сложно.

Сердцем и душой вообще все происходящее понять сложно.

Жила себе привольно почти три года, да тяжело было по началу, но справилась ведь, и жила себе. По субботним дням на ярмарки ходила, лес свой в порядок приводила… на могилку Кевина старалась не заходить…И оживала, оживала ведь, понемногу, по чуть-чуть, но оживала…

А теперь рухнуло все.

Мы на грани войны, которую я же и развязала. Понимаю, что верно поступила, все понимаю… а страшно мне. Я ж почитай с детства малого всегда как на войне жила. Да даже с рождения… Тяжело, но свыклась, научилась так жить, от того в учении у Славастены и сумела себя отстоять, выжить… вопреки всему выжить. А теперь вот снова.

Ну да кому война, а кому мать родна. Так значит так. Будем выживать дальше.

И я встала с постели.

Потянулась, умылась, причесалась, поблагодарила домового, за чай с бутербродом, присела к окну, завтракать, да и… чуть не подавилась.

Топором орудовал аспид!

Черный, в шелковой ярко-синей рубашке, черных штанах замшевых, с черными сапогами до колена, он, закатав рукава, мастерил дверь в мой вчерась построенный погреб. И хорошо у него получалось, славно даже. Все было славно до того, как аспид отошел от свежесколоченной дверцы, протянул руку и дерево охватило пламенем. Секунд на пять! Опосля пламя погасло, но на этом испытание для двери не закончилось.

Прозвучало заклинание — и железо, ржавое, неведомо откуда взявшееся и валяющееся грудой, потянулось расплавленным алым ручейком к дереву, вмиг пленкой железа охватило древесину, и остыло тут же.

Леший, пара вампиров, несколько оборотней да мои кот с вороном сидели-стояли с отвисшими челюстями-клювами. Аспиду повышенное внимание не мешало ничуть. Закончив с одной дверцей, он за вторую взялся.

Надо же, какой хозяйственный.

Интересно, они, аспиды, все такие хозяйственные? Хотя вопрос глупый, были бы все, так не вымерли бы…

Я взяла чашку, сделала глоток, посмотрела в окно.

Аспид брался за вторую дверь. Неспешно, уверенно, по-деловому, без лишних движений… И так сердце заныло вдруг. Невыносимо заныло, нестерпимо просто. Очнулась когда уже брала серебряное блюдце, когда яблочко наливное по кругу пустила, когда без ответа ждала минуту, вторую, третью…тогда и очнулась. Агнехран не отвечал. Занят видимо.

Маги они такие — всегда заняты.

Убрала яблоко, вернула блюдце на место, без аппетита совсем, без желания начала есть хлеб с сыром, а взгляд нет-нет, да и опять за окно метнется. И вот аспид же, страшный, даже с такого расстояния, даже из избы и из окна страшный, а смотришь на него и нет-нет, да проглядывает что-то до боли родное. Вот только что?

Из пола высунулся леший, на меня поглядел да и спросил:

— Поела?

Кивнула, хлеб дожевывая.

— Чего хмурая такая? — верного друга не проведешь, все видит.

— А чему радоваться? — спросила устало.

— Так у нас аспид есть, — с уверенностью в том, что раз аспид есть, то проблем нет, сообщил леший.

— Аспид есть, — согласилась я, — а о том, какой он злой будет, когда без оплаты останется, мы пока думать не будем.

— Не будем, — согласился леший.

Вылез из пола, к окну прошел, хмыкнул и сказал:

— Во, смотри, сейчас будет. Четвертое испытание проводим.

— Четвертое испытание чего? — спросила недоумевающее.

Леший молча крючковатым пальцем в окно указал.

И я увидела.

Поглядеть было на что. Аспид с делом завершив, руки мокрой тряпкой протер, отошел на пару шагов и сделал приглашающий жест вампирам. И я вдруг только сейчас заметила — что-то не так с вампирами было. Что-то явно не так. Что-то с прическами. Точно с прическами. Так то одеты франтовато, как и всегда, но бледные зело, да волосы всклокочены.

— Лешинька, — я привстала даже, старательнее вглядываясь, — а с вампирами что? От кикимор моду переняли или как?

— Или как, — хмыкнул друг верный. — Это их опосля второго эксперименту закоротило. Не рассчитал аспид силушку с раза первого то.

Повернула голову, посмотрела на лешего да и переспросила:

— Ты сказал опосля второго эксперименту?!

— Сказал, да, — леший кряхтя забрался за стол, но стул под ним пугающе заскрипел, — с первого разу не повезло Гыркуле. Такое тут было, Веся, хорошо аспид полог тишины поставил на избенку, сказал тебя будить нельзя, тебе отоспаться надобно.

Глаза мои стали аки блюдца.

— Да не изумляйся, аспид мужик свойский оказался, хороший такой мужик, качественный. Но Гыркуле не повезло.

— Что с Гыркулой, леший?! — я с места вскочила.

— Да особливого ничего, — пожал плечами друг верный. — Далак первый шел, ему хоть бы хны, дверь открыл. А Гыркула… коротнуло там чего-сь, так орал… когда летел. Далеко улетел, к слову, меня аспид послал замеры сделать — четыреста шагов насчитал!

И гордо так сказал, прямо таки сияя.

— Леший, — я чуть не взревела, — с Гыркулой что?

— А шо ему будет-то? Вампир же, — леший повел плечом. — Домой сыновья забрали, но ниче, дней через двадцать в себя придет уже. Весь, да ты чего?

Я уже из избушки выбегала, на ходу плащ на себя накидывая и про обувку позабыв. Промчалась через двор, лишь мельком заметив, что дверь на открытие испытывают уже волкодлаки, а вампиры, с облегчением отошли от погреба, но не волновало то меня. Забыв про свой страх перед аспидом, я налетела на следившего за каждым моим движением, схватила его за шиворот, и втолкнула на тропу, что открыла без клюки — рывком перекинув нас в сосновый бор. В сосновый, потому что сил на такой перенос слишком много уходит, и, боюсь, из любой другой части леса выползать бы пришлось.

Разгневанная, испуганная, злая как тысяча анчутков, я прижала мужика к дереву, наплевав на нашу разницу в росте, габаритах и даже силе, и прошипела, сжимая ворот его рубашки: