Наследство черной вдовы - Надежда Соколова

Я спала, и мне снился волшебный сон. Высокая стройная женщина невероятной красоты сидела у гладкого, как зеркало, пруда, неподалеку от густой рощи, и что-то неспешно шептала, словно молилась. Её полные алые губы двигались беззвучно, понять слова я не могла, но и без слов хотелось наблюдать за женщиной вечно. Она обладала завораживающей красотой: миндалевидные глаза зеленого цвета, прямой нос, высокий лоб, длинные волосы каштанового цвета, небольшой аккуратный подбородок с ямочкой. Все вместе, эти черты ее облика, может, и не вызывали восхищения, но, соединившись воедино, дали потрясающий эффект.

Женщина вдруг прекратила шептать, посмотрела на гладкую поверхность пруда, и мне показалось, что ее взгляд проник в мою душу, вывернув ее наизнанку. Незнакомка нехорошо улыбнулась, что-то произнесла, и я резко проснулась.

Несколько секунд я лежала пластом, пытаясь понять, что за странный сон видела, затем поднялась. Обычно днем я не сплю, а тут что-то задремала. И напрасно: сон перед заходом солнца грозил, по поверью, лишь крупными неприятностями.

Выйдя в прихожую, я окинула себя критическим взглядом в зеркале и не сдержала кривой усмешки: колобок на ножках. Сто двадцать-сто двадцать-сто двадцать. Как говорится, где талию делать будем? Гормоны, будь они неладны. Хоть разорвись, а с моей копеечной зарплатой так и помрешь одинокой толстухой. «Любимые» коллеги то и дело с фальшивым сочувствием качали головой: «Нельзя так запускать себя, Света. Ты же такая молодая. Сядь на диету, сходи в спортзал». Объяснять и доказывать, что все бесполезно, я не видела смысла. На учительскую зарплату в регионе особо не зашикуешь. А уж когда на руках больная мать — тем более.

Я посмотрела на висевший на стене календарь: пятнадцатое июня. Мой день рождения. Тридцать три года. Возраст Христа. Ни мужа, ни детей… Не было и не ожидается… Матери не стало месяц назад. Спасибо тем же коллегам: помогли организовать похороны. И что теперь? Правильно, ничего. Пустота в душе. Хоть кошек заводи. Сразу сорок штук, как любят издеваться над такими старыми девами, как я, в Интернете.

В кухне, на древнем обшарпанном столе, накрытом выцветшей клеенкой, стоял в старой фаянсовой чашке чай. В блюдце — фигурное печенье. Отличное праздничное угощение. Увы, после выплаты всех долгов у меня оставалось не так уж много свободных средств, а потому шампанское с мандаринами я позволить себе не могла. Вспомнив последний прочитанный любовный роман, я грустно хмыкнула: ресторан на двадцатипятилетие. Постаралась автор, организовала своей героине чудесный день рождения. О ресторанах мне даже не мечталось. Тут раз в год перед Новым Годом в кафе выберешься — уже праздник.

Возвращаться к столу не хотелось. Да вообще ничего не хотелось. Религиозная мать вбила в меня определенные правила, и если бы не ее воспитание, я уже подыскивала бы себе веревку. Хотя какая веревка выдержит мой вес…

За окном между тем загорелись фонари. Пойти, что ли, развеяться? Как раз на улице не особо много народа, внимание на меня обращать некому будет. Я на секунду задумалась, потом пожала плечами: почему нет? В нашем спальном районе жизнь по вечерам практически замирала, народ стремился в центр, туда, где сверкали неоновыми вывесками магазины и торговые центры. А тут все было тихо и мирно.

Я отхлебнула остывшего зеленого чая, переоделась в длинное и широкое, полностью закрытое шифоновое платье, сверху накинула легкую кофту и вышла за дверь. Лифт не работал, снова, в третий или четвертый раз за месяц. Квартира на пятом этаже — это дополнительные физические упражнения, но не когда у тебя никуда не исчезающий лишний вес.

Улица встретила тишиной и поистине летними запахами. Цвел жасмин, наполняя воздух нежным ароматом. Я вдохнула полной грудью и на миг задумалась. Выбор был небольшой: или погулять по аллеям в парке в квартале от дома, или без цели ходить по ночным улицам.

Ноги сами повернули в сторону парка. Освещался он ярко, укромных уголков там не существовало, а потому и поздно вечером можно было гулять там без страха. Любимое место мамочек с детьми и пенсионеров днем, вечером парк мог бы превратиться в Мекку для влюбленной молодежи, но все совершеннолетние предпочитали проводить свободное время в центре — там больше выбор, одних игровых залов несколько штук. Именно поэтому ночью в парке можно было встретить лишь редких бомжей. Впрочем, их я не боялась.

Широкие аллеи с высаженными по краям липами просматривались с любой стороны парка. Я неспешно прогуливалась уже минут десять, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Остановилась, оглянулась, повертела головой — никого. Снова начала движение — снова взгляд, внимательный, цепкий, злобный. Что за чушь? Кому и что от меня может быть нужно? А самое главное — где он, этот некто? Парк пуст, между липами везде просветы — никого и ничего. И тем не менее чужие глаза прожигали во мне дыру между лопатками.

Наверное, из-за этого взгляда я и споткнулась. На короткий миг мне показалось, что под ногой, на ярко освещенном асфальте, что-то сверкнуло, как блестки на вечернем платье. А затем меня оглушили голоса.

— Оживает!

— Ронара!

- Селенира!

— Ронара, как вы себя чувствуете?!

Вроде бы произносились фразы негромко, но дружно, разом, и поэтому казалось, что люди вокруг кричат.

Глаза не слушались, как, впрочем, и остальное тело: нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой. Да что там пошевелить. Даже веки разомкнуть было практически невозможно.

Почувствовав под носом резкий химический запах, напоминавший нашатырь, я рефлекторно вздрогнула. Веки все же поднялись, хоть и с огромным трудом. Широкая светлая комната, залитая ярким солнечным светом и буквально заставленная мебелью. На переднем фоне, неподалеку от меня, пятеро мужчин и три женщины. Трое мужчин среднего возраста — в армейской форме, двое, постарше, в белых халатах. Женщины — в коричневых платьях и передниках. Все восемь человек смотрели на меня с надеждой и облегчением. Слабо понимая, что происходит, я открыла было рот, и тут же в губы мне уткнулась ярко-красная чашка с непонятным напитком.

— Выпейте, ронара.

— Селенира, пей, прошу.

«Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша», — как любил говорить мой дед. Еще несколько минут назад меня звали Светлана, и рядом не существовало никого, кто готов был бы обо мне позаботиться. Какая «ронара», какая «селенира»? Где я? И что вообще происходит?