Замечательный сосед - Дарья Десса Страница 79

– Ладно-ладно, – прервал я свой рассказ. – Только скажу, что увиденное меня глубоко шокировало.

– В смысле противно было?

– Не столько это, сколько женщину стало жалко.

– Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву, – шутит Катя. – Жалко ему. Раньше надо было думать, когда в меня кончал. Благодетели вы мужики, блин. Сначала заделаете женщине дитё, а потом «ой, бедняжечка, тебе теперь рожать».

– ??? – теперь моя очередь пялиться. Не ожидал таких слов от Воробышка. Злые они какие-то. Несправедливые.

– Что, попался? – и она весело хохочет.

– Фух, Катя! Ты не пугай так. Я думал, ты серьёзно.

– Нет, конечно. В кино видела, вот и повторила. Ну что испугался, рыцарь мой? – она звонко чмокнула меня в щёку. – Не трясись. Я так не думаю, что мужики все козлы. То есть, конечно, встречаются. Но ты – моё святое исключение, потому замуж и вышла.

А через неделю случилось то, чего мы так ожидали, но, конечно, произошло это неожиданно. Утром Катюша привычно чистила зубы в ванной, как вдруг вскрикнула. Я, отставив чашку, рванул к ней с кухни. И увидел Воробышка в странной позе: она стояла, растерянная, бледная, широко расставив ноги, и по её мягким пижамным штанам растекалось большое влажное пятно. Мне сначала показалось – не выдержал мочевой пузырь, но тут же вспомнил.

– «Скорую», – прошептала Катя, и я помчался звонить, попутно понимая: у моей красавицы воды отошли, значит скоро родит.

К счастью, медики прибыли довольно быстро, а поскольку «тревожный чемоданчик» (на самом деле спортивную сумку) Катюша собрала заранее, начитавшись в интернете, что туда сложить, то сборы заняли считанные минуты. И вот мы уже летим на «неотложке» в родильный дом, и меня бросает то в жар, то в холод. Я сижу рядом с женой, вижу, как она кусает себе нижнюю губу, когда машина подскакивает на неровности, – всё это отдаётся в её хрупком теле болью, я знаю. Вернее – чувствую, словно это происходит со мной.

Я протянул руку и взял Воробышка за лапку. Она же стиснула меня с такой силой, что ещё немного, и превратит кости с сухожилиями в фарш. Но терплю: ей сейчас куда тяжелее, чем мне.

Я те несколько часов до последнего мига на этой земле помнить буду. Как стоял у изголовья Катюши и держал её за руку, пока она рожала. Как мой Воробышек своей тонкой дланью стискивал меня от боли так, что самому впору было заорать. Не думал, что в таком маленьком теле может быть столько невероятной силы. Хотя даже если бы она переломала мне все пальцы, всё равно терпел. Ей-то куда тяжелее.

Нам, мужчинам, никогда не понять, каково это, когда из тебя на белый свет появляется живое существо. Да не мышка-норушка какая-нибудь, а вполне себе человек, у которого всё, как полагается, и он головой пробивает себе путь на свободу. Пока Катюша рожала, я смотрел на это и понимал: зря согласился. Меня мутило, мне было дико страшно. Оказалось, что видеофильм и реальность – две абсолютно разные вещи. Когда смотришь процесс рождения человека на мониторе, он передает десятую долю происходящего на самом деле. А тут тебе и крики, и стоны, и мощная длань супруги, а главное – запахи. Так много, и такие разнообразные, что кружится голова. Ещё бросает в пот, и он струится у тебя по лицу из-под шапочки и внутри маски, а вытереть его не можешь.

Но я терпел, сжимая зубы, поскольку Катюше моей было куда хуже меня. Ей, чтобы от боли сознание не потеряла, даже обезболивающий укол сделали. После этого моей любимой стало полегче, а ещё через полчаса плод нашей любви издал свой первый крик. И только тут я вспомнил: вот мы такие-растакие родители! Имя-то ребенку не придумали! Я посмотрел на Катюшу, она – на меня. У обоих возник и тот же вопрос: как назовем?

– Лена, Леночка, – прошептала Воробышек. Я улыбнулся и кивнул.

– Чудесное имя. Елена Сергеевна. Красота, – ответил супруге. Она посмотрела на меня с благодарностью. Мол, хотя бы спорить не стал. Не в этом случае. Вот если бы мальчик, тогда моя была задача имя придумывать. Ну, а раз дочь, то в женские дела не вмешиваюсь.

Через два дня Катюшу с дочкой выписали домой, и у меня началась новая жизнь, полная родительских забот и тревог. Попутно я звонил Кеше, чтобы узнать, как там дела у Глеба продвигаются. И в тот самый день, когда его выписали из клиники, и он вернулся домой, я решился на тот разговор, который планировал давно. С момента, как бывший десантник рассказал мне очень много нелицеприятных подробностей.

Глеб встречал меня с улыбкой, поздравил с рождением дочери. Он был очень худ и бледен, выглядел, как тень самого себя прошлого. Но я решил всё равно беседу не откладывать. Мало ли, когда ещё свидимся. Да и свидимся ли после предстоящего разговора? Я был в этом очень не уверен. И лишь один Кеша суетился, расставляя чашки, наливая нам чай, выкладывая на стол разные вкусняшки. Но чашку он и для себя приготовил, а я же сказал, что нам надо пообщаться с глазу на глаз.

Паренек оказался сообразительным. Он ушёл в другую комнату, закрыв за собой дверь. Глеб вопросительно посмотрел на меня. И я выложил ему всё, что знаю. Об организованном им поджоге, который выполнил Фил. О подставе Макса, которому приписали некую фирму в собственность. Всё это я рассказывал, как факты, не требующие дополнительных доказательств. Мне и так было понятно. Вот чего я не знал, так это был ли приказ со стороны Глеба убить Макса и Ольгу?

Варвар выслушал меня молча. Он сидел с каменным лицом и ничего не говорил, не пытался кинуться оправдываться. Тяжелым взглядом смотрел куда-то вниз. Когда я замолчал, он заговорил. Голос был хриплый, надтреснутый.

– Да, признаюсь. Это я приказал Филу поджечь вашу автомастерскую. Это я уговорил директора страховой компании найти мне самого ушлого агента, чтобы он запутал всё так, чтобы вы не получили компенсации, а заодно показал тебе липовые документы. Да, я хотел разрушить всё, что у вас есть: сначала бизнес, потом дружбу, наконец вашу семью. Но я не виноват в смерти Макса, Ольги и её подруги. Это всё сделал Фил, когда сошел с ума от ревности.

– Зачем ты хотел нас уничтожить? Я не понимаю.

– Две причины: зависть и ненависть. Я страшно позавидовал вам, когда увидел впервые. Счастливые, преданные друг другу, радостные. У меня тогда ничего не было, кроме этих стен и денег. Я был страшно одинок и подавлен. Не знал, для чего мне дальше жить. А ненависть… к моей матери. Я переносил это чувство на всех женщин вокруг себя. Потому, кстати, меня и прозвали Варваром – я не занимался с ними любовью, а грубо трахал, порой жестоко, – сказал Глеб, не поднимая головы. – И на работу я вас устроил поближе к себе, потому что хотел сначала Катю соблазнить, а потом… чтобы я обоих вас поимел на супружеском ложе.

– Твою ж мать… – говорю я, скрипя зубами и с трудом сдерживаясь, чтобы не вмазать Глебу по роже. Но понимаю: он полудохлый, убить могу.

– Но всё это в прошлом, – продолжает он. – Когда я благодаря тебе встретился и помирился с мамой, а прежде встретил Кешу, в моей голове всё перевернулось. Встало на свои места. Ненависть и отчаяние прошли, меня заполнили любовь и радость. Я, пока был в больнице, даже попросил… Вот, смотри, – он задрал рукав футболки, и на том месте, где прежде красовался скандинавский символ валькнут, теперь были только белесые шрамы. – Попросил свести мне эту татуировку, она стала неактуальной.