Двойное отцовство - Таня Володина Страница 11

— Я понимаю, это странно — приглашать девушку не на ужин и не в кино. Но сейчас всё закрыто. А у меня есть на примете одна крыша. Возможно, тебе будет любопытно.

— Илья, я…

Я не «девушка», Илья, а замужняя женщина. Которая обожает своего мужа, даже после всего, что он натворил. Одно дело — работа с симпатичным парнем, и совсем другое — прогулки по утренним крышам. Максу такое не понравится. Вчера он промолчал по поводу того, что я отвозила модель домой. Я и раньше так делала, в этом не было ничего криминального, но, учитывая напряжённую обстановку в семье, Макс мог бы и вспылить. Когда его что-то раздражало, он не стеснялся высказывать недовольство.

— Оттуда видно Исаакий и «кукурузину». Такая сюрреалистическая картинка — золотой купол храма на фоне иглы из стекла и бетона, — соблазнял Илья.

— А ты знаешь, как заманить фотографа на крышу, — улыбнулась я. — Тогда я захвачу камеру.

Сомнения улетучились. Это не просто прогулка, это поиск интересных ракурсов.

***

Мы затормозили у старинного дома на Лиговском проспекте. На первом этаже светилась вывеска круглосуточного кафе.

— Ты пышки любишь? — спросил Илья.

— Шутишь? Кто же их не любит?

— Отлично, тогда позавтракаем пышками. Жди меня здесь и никуда не уходи, — ответил он и скрылся в кафе.

Он вышел с пакетом еды, взял меня за руку и провёл под арку. Достал из кармана связку ключей и открыл неприметную дверь в глубине двора:

— Через чёрную лестницу можно попасть на крышу. Но тут нет лифта, так что придётся топать на пятый этаж пешком. Давай рюкзак.

Я с облегчением отдала ему тяжёлую сумку с фототехникой. Этажи в старых домах выше, чем в современных, а чёрные лестницы гораздо круче парадных. Не хотелось бы навернуться со щербатой столетней ступеньки.

Илья пропустил меня вперёд, а сам шёл позади. Я несколько запыхалась и не могла выбросить из головы мысль, что кручу перед ним задом. Тело ещё помнило его объятия, а перед глазами стояла картина с оттопыренными шортами. Видно, давно у него никого не было, если он так бурно отреагировал на женское тело.

— Может, пойдёшь первым? — предложила я. — Покажешь мне дорогу.

— Дорога тут одна, — ответил он, — а если ты оступишься или поскользнёшься, я тебя поймаю.

— Так ты меня страхуешь?

— Конечно. Тот, кто снизу, всегда страхует верхнего.

Это всё объясняло. Я поднажала и преодолела последний пролёт. Надо бы заняться спортом. Или хотя бы перестать пользоваться лифтом и ходить на девятый этаж пешком. Дыхание Ильи даже не сбилось, словно он шёл по ровной местности. Неудивительно. Его лёгкие натренированы на покорение самых высоких вершин, что ему какая-то лестница в старом доме?

Мы оказались на небольшой тёмной площадке. Илья на ощупь открыл ещё одну дверь, и я зажмурилась от яркого солнца.

— Прошу, — сказал Илья.

На крыше, покрытой шершавым рубероидом, стояли самодельные качели — деревянная скамейка, подвешенная на цепях к перекладине. Возможно, унесённая ночью из ближайшего парка. Рядом с качелями — раскладной походный столик, чуть поодаль — теннисный стол без сетки, старый, растрескавшийся и давно непригодный для игры. С одной стороны к крыше примыкала глухая стена соседнего дома, изрисованная подростковыми граффити, — мой профессиональный взгляд тут же выцепил надпись «Ира+Илья». С другой стороны торчал каминный дымоход высотой метра два или выше.

— А где Исаакий с «кукурузиной»? — спросила я, оглядывая море крыш у наших ног.

— Сначала завтрак, — подмигнул Илья. — Нельзя допустить, чтобы пышки остыли.

Логично. Есть холодные пышки — преступление. У меня засосало в желудке от голода. Илья застелил столик салфетками и выгрузил на него коробочки с пышками, бумажные стаканы с кофе и одноразовые упаковки со сгущёнкой и клубничным вареньем.

— О-о-о, — не удержалась я от стона. — Сто лет не ела эту прелесть.

— Я тоже, — сказал Илья, усаживаясь на качели и жестом приглашая меня сесть рядом. — И вообще я не был здесь сто лет.

— Сто? — переспросила я.

— Точно не помню, но больше пяти.

Значит, он был здесь ещё до рокового восхождения на Эверест. Я взяла пышку — горячая, хрустящая, ароматная. Обмакнула в варенье и откусила. Вот это наслаждение! Почему мы с Максом никогда не ходили в пышечные? Он всегда выбирал только дорогие рестораны.

— А что ты здесь делал?

— Я вырос в этом доме, — ответил Илья, тоже принимаясь за еду. — Здесь была квартира бабушки и дедушки — та, которую я потом продал. А вон в ту школу я ходил, — он показал на здание внизу.

— Значит, это ты написал? — я кивнула на граффити «Ира+Илья».

— Да. Нам было по восемнадцать лет.

Ему и ей. Первая любовь?

— Вы были знакомы с детства?

— Мы учились в одном классе.

— Понятно…

Они были парой не меньше десяти лет, прежде чем Ирина пропала на спуске с вершины. Должно быть, это невыносимо тяжело — потерять настолько близкого человека. Тут даже и сказать нечего, все слова кажутся блёклыми и пустыми по сравнению с такой трагедией.

Мы допили кофе и доели пышки, дочиста опустошив контейнеры с вареньем и сгущёнкой. Это был мой лучший завтрак за последние годы. Самый необычный и романтичный. Увы, не с мужем.

— Так где твой сюрреалистический вид? — спросила я. — Или ты заманил меня сюда обманом?

— А что, если так?

Я подняла брови. Трудно поверить, что он меня обманул.

— Что, если мне просто хотелось побыть с тобой наедине? Только ты, я и крыши.

— Это правда?

— Правда, — ответил он. — Я никогда и никого сюда не приводил. Я даже не думал, что мне захочется поделиться этим местом, воспоминаниями, своим детством. Частью своего прошлого. У меня странное чувство, Оля. Как будто я потерял что-то важное и дорогое в тот самый момент, когда нашёл.

Обретение и потеря. Знакомое чувство. Я отвела взгляд от Ильи. Мне тяжело было смотреть ему в глаза. То, что он говорил, находило отклик в моём сердце, но это было так неправильно, так неразумно. Обманчивое ощущение близости, почти осязаемое влечение, покалывание в губах.

— Когда я буду вспоминать Питер, то буду вспоминать это утро, — тихо продолжил он. — И тебя. Ты — единственное, что мне жалко оставлять в этой жиз… в этом городе, — поправился он.

— Ты как будто прощаешься, — не удержалась я.

— Так и есть. Я больше не вернусь в Питер.

— Останешься жить в палатке на Эвересте?

— Именно! — рассмеялся он. — Но не думай, я тебя не обманул. Исаакиевский собор отсюда виден, но только из одной точки. Пойдём, я тебе покажу.