Неистовый - Л. Дж. Шэн

Рози

Прежде чем начать, мне, наверное, нужно кое-что прояснить. Вы ждете счастливого конца? Его не будет. Это невозможно. Немыслимо. И неважно, насколько высоким, красивым или богатым окажется мой Прекрасный принц.

А моего Прекрасного принца можно с легкостью описать этими словами. И не только ими.

Вот только проблема в том, что на самом деле он не мой. А моей сестры. Но не спешите меня осуждать. Ведь я увидела его первой. И первой захотела принадлежать ему. Первой влюбилась в него.

Жаль, что это не имело значения, когда Дин «Рукус» ^[1] Коул прижимался к губам моей сестры прямо перед моим носом в тот день, когда Вишес залез в ее шкафчик.

В такие моменты трудно понять, начало это или конец. Жизнь словно замирает, вынуждая присмотреться к реальности. А реальность – отстой. Поверьте мне, я не понаслышке знаю, насколько она сложна.

Жизнь несправедлива.

Именно эти слова сказал папа, когда в шестнадцать лет мне вздумалось начать встречаться с парнями. Когда он решительно пресек это.

– Боже милостивый, нет.

– Но почему? – У меня даже глаз задергался от раздражения. – Милли встречалась с парнями, когда ей исполнилось шестнадцать.

И это правда. Мы тогда еще жили в Вирджинии, и сестра сходила на четыре свидания с Эриком, сыном нашего почтальона. Папа фыркнул и погрозил мне указательным пальцем, как бы говоря: «Хорошая попытка».

– Ты не твоя сестра.

– Что это значит?

– Ты и сама прекрасно знаешь.

– Нет. – Хотя на самом деле знала.

– Это означает, что у тебя есть то, чего нет у нее. Это несправедливо, но жизнь несправедлива.

Еще один факт, с которым я не смогла бы поспорить. Папа утверждал, что я притягиваю внимание не тех парней, хотя на самом деле он даже пощадил мои чувства. Я понимала, из-за чего появилось его недовольство. Хорошо понимала. К тому же я всегда была его Маленькой принцессой. Козявочкой Рози. Его любимицей.

Я обладала яркой внешностью. Хотя и не стремилась к этому. Временами это даже доставляло неудобства. Густые ресницы, каскад карамельного цвета волос, длинные ноги, молочно-белая кожа и пухлые губы, которые занимали едва ли не половину лица. Да и в целом хоть я и выглядела подростком, но уже «созрела». Словно куколка, украшенная атласным бантом, с притягивающим взгляды выражением, которое, казалось, навсегда застыло на моем лице, несмотря на все мои усилия стереть его.

Я привлекала к себе внимание. В лучшем из смыслов этого слова. И одновременно в худшем. Черт возьми, да во всех смыслах. Поэтому я убеждала себя, что если бы удалось отвлечься на других парней, то сердце бы не сжалось в груди, когда губы Дина и Эмилии соединились в поцелуе. Но это дозволялось только Милли.

К тому же сестра заслужила это. Заслужила его. Мама и папа уделяли мне больше внимания. Всегда. У меня было много друзей, а поклонники выстраивались в очередь у нашей двери. Так что все взгляды оказывались прикованы ко мне. В то время как на сестру никто не обращал внимание.

Конечно, в этом не было моей вины, но никак не уменьшало этого чувства. Ведь именно из-за моей болезни и популярности пострадала старшая сестра. Стала одиноким подростком, который прячется за своими красками и холстом. Который предпочитает молчать, выражая свое мнение через странную и чудаковатую одежду.

Так что я действительно радовалась за нее. Когда я впервые увидела Дина Коула в коридоре, пока шла от класса тригонометрии на английский, то поняла, что он легко мог стать чем-то большим, чем просто увлечение. Если бы он стал моим, я бы не отпустила его. И это само по себе пугало, потому что мне не следовало забываться.

Видите ли, мои часики тикали очень быстро. Я родилась не такой, как остальные. А с болезнью.

Иногда я побеждала ее. Иногда она побеждала меня.

Всеми любимая Роза увядала, и ни одному из цветов не понравится умирать на глазах у публики.

Так что все к лучшему, решила я, когда его губы оказались на ее губах. Вот только его глаза смотрели на меня. И от этого реальность стала еще сложнее и мучительнее, вызывая отчаянное желание убежать.

Но мне пришлось из первых рядов смотреть, как развиваются отношения сестры и единственного парня, при виде которого сердце начинало биться быстрее.

А мои лепестки опадали один за другим.

Потому что, хоть я и знала, что моя история не закончится словами «И жили они долго и счастливо», меня продолжал мучить вопрос… может ли она обрести счастье, хоть ненадолго?

Дин

Лето, когда мне исполнилось семнадцать, с самого начала не задалось, но я даже не предполагал, что оно закончится настолько ужасно.

Все указывало на предстоящую катастрофу. И хотя мне не удавалось понять, что именно подтолкнет меня к краю, я, наученный жизнью, готовился к сокрушительному удару, который отправил бы меня прямиком в ад.

И вот за несколько недель до окончания одиннадцатого класса все свелось к одному безрассудному, киношному клише. Все началось с нескольких бутылок Bud Light и сигарет. Мы развалились у бассейна Вишеса фигурной формы и пили выдохшееся пиво его отца, не сомневаясь, что нам ничего за это – господи, да за любую гребаную проделку – в стенах дома Барона Спенсера-старшего не будет. Нас окружали девушки. Которые уже успели накуриться.