Дурное поведение - Пенелопа Дуглас

Истон

Эта вечеринка отличалась от всех остальных празднований Марди Гра ^[1], на которых устраивали костюмированные парады. Атмосфера здесь царила совершенно иная.

Я оценивающе наблюдала за богатыми и влиятельными гостями: имена и связи говорили о них даже больше, чем университетские дипломы или должности. И хотя все вокруг меня, казалось, вели себя непринужденно – на мой взгляд, благодаря обилию шампанского, – это была просто еще одна маска.

Здесь не отдыхали, а работали. Народ заключал сделки и приобретал новые связи. Политиков тоже было немало – они неизменно находились на своем посту.

Но все же… в воздухе проскакивали искры. В конце концов, это же Марди Гра в Новом Орлеане! То самое время года, когда местные жители бегут из города, а волны туристов наводняют улицы, и поездка, обычно занимающая пятнадцать минут, растягивается на три часа из-за бесконечных шествий, перекрывающих дороги.

В течение каждого сезона Марди Гра в городе и его окрестностях проходило от сорока до пятидесяти парадов, и на каждом присутствовала «Крю» – некоммерческая организация, на чьи средства украшали платформы для шествий, которые стоили до восьмидесяти тысяч долларов. Сами члены этой организации могли скрывать лица под масками, пока бросали бусы и другие безделушки в море протянутых рук кричащей толпы.

На этой вечеринке собрались самые значимые представители «Крю», практически аристократы, если учесть их деньги и политические связи. Адвокаты, руководители компаний, судьи… Все, кто хоть что-то из себя представлял, присутствовали здесь сегодня. Вот почему мой брат принял приглашение. Джек знал, что общество Нового Орлеана похоже на покрытый глазурью пончик: нужно раскусить твердую оболочку, чтобы добраться до самого вкусного.

Переговоры велись не на заседаниях совета или в офисах, а за бокалом «Чиваса» в сигарном баре или во время поедания десяти фунтов лангустов в пропахшей морепродуктами забегаловке во Французском квартале под звуки каллиоп ^[2] с парохода «Натчез», долетающие сквозь распахнутые стеклянные двери. Люди больше верили в ту чушь, что вы несли, будучи нетрезвым, а не вашей подписи.

Вот почему я люблю этот город.

Он пережил много бурь в прошлом – из крови, пота, музыки, агонии и смерти от рук людей, которые оказались на дне, но сумели взять реванш.

Слегка улыбнувшись официанту, я взяла еще один бокал шампанского с подноса и стала рассматривать репродукцию картины Дега. «Холст, расписанный маслом, быстро сгорает. Очень быстро», – размышляла я, ощущая, как бокал леденит пальцы.

Боже, какая скука! Раз уж я начала представлять, как предметы горят в огне, значит, пора идти спать.

Но тут я бедром ощутила вибрацию телефона и выпрямилась, снова отходя от картины.

– Джек, – прошептала я, поставив бокал на высокий круглый стол и приподнимая подол платья, чтобы достать телефон, прикрепленный специальным ремешком к бедру – терпеть не могу таскать с собой сумочки, а поскольку пришла сюда с братом, у которого имелись при себе кредитные карты, все, что мне требовалось, – лишь спрятать куда-либо мобильный телефон.

Проведя пальцем по экрану, я нажала на уведомление о новом сообщении.

«Если ты кому-нибудь нагрубишь, мое будущее будет разрушено».

Я вскинула голову и невольно улыбнулась, оглядывая банкетный зал. Мой брат стоял в компании важных персон, но смотрел на меня, ухмыляясь и приподняв бровь в знак предупреждения.

«Я?» – написала я в ответ и взглянула на него с наигранной обидой.

Он прочитал сообщение и, усмехнувшись, покачал головой.

«Я знаю, на что ты способна, Истон».

Я закатила глаза, но мысленно улыбнулась.

Джек определенно хорошо меня знал.

Но ему следовало бы знать меня еще лучше. Я никогда не подведу своего брата. Возможно, у меня такой же вспыльчивый характер, как у отца, и в некоторых ситуациях мне, как и маме, сложно держать язык за зубами, но на меня можно положиться. Когда брат нуждался во мне, я не задавала вопросов и была рядом. Ради него я готова была вытерпеть все что угодно.

«Я выдержу», – ответила я, глядя в его озорные карие глаза.

Джек был на три года старше меня и доучивался на третьем курсе юридического факультета в Тулейне. Он снова и снова таскал меня на благотворительные мероприятия, официальные обеды и праздничные вечеринки, внедряясь в новоорлеанскую элиту, налаживая связи и выстраивая отношения. И все для того, чтобы получить выгодное приглашение на работу после выпуска, до которого оставалось чуть больше года.

Я терпеть не могла тратить время на вещи, которые меня не интересовали, но у Джека не было подружки, которая взяла бы на себя эти скучные обязанности, поэтому он часто привлекал меня к роли безропотной «плюс один».

«Найди себе игрушку, – поддразнил он, – и не пачкайся».

Я вызывающе посмотрела на него, изогнув бровь и надеясь, что он это увидит. Даже сквозь мою черную металлическую полумаску.

«Как пожелаешь…»

Я насмешливо сверкнула глазами.

Когда мы только приехали, я держалась возле Джека, пока он разгуливал по залу и общался, но потом разговор зашел о судебных ошибках и смягчающих обстоятельствах. Вот тогда-то я и сбежала, предпочитая бродить и размышлять в одиночестве, а не натянуто улыбаться и кивать, как будто мне интересна тема беседы.

Но теперь, оглядывая толпу и пытаясь последовать совету Джека заняться чем-нибудь (или кем-нибудь), я была вынуждена признать, что даже не знаю, с чего начать.

Пусть брат чувствовал себя здесь как рыба в воде – смеялся и обменивался рукопожатиями, как свой парень, – но я слегка стушевалась.

Присутствовала на вечеринке, но как бы не совсем.

Было время, когда мы менялись ролями.

И было время, когда я не ощущала безразличия.

Я убрала телефон обратно под ремешок на бедре. Не то чтобы он требовался мне, чтобы прятать оружие, но вещица определенно оказалась полезной.

Материя приятно скользнула по коже. Несмотря на то что стоял февраль и на улице все еще было довольно холодно, я не смогла устоять перед соблазном надеть наряд из легкой струящейся ткани. Большую часть юности я провела в кроссовках и теннисных юбках; сейчас все мужские взгляды были прикованы ко мне.