Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс Страница 4

Солнце – этот исполнительный слуга – едва только взошло и озарило утро тринадцатого мая тысяча восемьсот двадцать седьмого года, когда мистер Сэмюел Пиквик наподобие другого солнца воспрянул ото сна, открыл окно в комнате и воззрился на мир, распростертый внизу. Госуэлл-стрит лежала у ног его, Госуэлл-стрит протянулась направо, теряясь вдали, Госуэлл-стрит простиралась налево и противоположная сторона Госуэлл-стрит была перед ним.

«Таковы, – размышлял мистер Пиквик, – и узкие горизонты мыслителей, которые довольствуются изучением того, что находится перед ними, и не заботятся о том, чтобы проникнуть в глубь вещей к скрытой там истине. Могу ли я удовольствоваться вечным созерцанием Госуэлл-стрит и не приложить усилий к тому, чтобы проникнуть в неведомые для меня области, которые ее со всех сторон окружают?» И мистер Пиквик, развив эту прекрасную мысль, начал втискивать самого себя в платье и свои вещи в чемодан. Великие люди редко обращают большое внимание на свой туалет. С бритьем, одеванием и кофе покончено было быстро; не прошло и часа, как мистер Пиквик с чемоданом в руке, с подзорной трубой в кармане пальто и записной книжкой в жилетном кармане, готовой принять на свои страницы любое открытие, достойное внимания, – прибыл на стоянку карет Сент-Мартенс-Ле-Гранд.

– Кэб! – окликнул мистер Пиквик.

– Пожалуйте, сэр! – заорал странный образчик человеческой породы, облаченный в холщовую блузу и такой же передник, с медной бляхой и номером на шее, словно был занумерован в какой-то коллекции диковинок. Это был уотермен [9].

– Пожалуйте, сэр! Эй, чья там очередь?

«Очередной» кэб был извлечен из трактира, где он курил свою очередную трубку, и мистер Пиквик со своим чемоданом ввалился в экипаж.

– «Золотой Крест», – приказал мистер Пиквик.

– Дел-то всего на один боб [10], Томми, – хмуро сообщил кэбмен своему другу уотермену, когда кэб тронулся.

– Сколько лет лошадке, приятель? – полюбопытствовал мистер Пиквик, потирая нос приготовленным для расплаты шиллингом.

– Сорок два, – ответил возница, искоса поглядывая на него.

– Что? – вырвалось у мистера Пиквика, схватившего свою записную книжку.

Кэбмен повторил. Мистер Пиквик испытующе воззрился на него, но черты лица возницы были недвижны, и он немедленно занес сообщенный ему факт в записную книжку.

– А сколько времени она ходит без отдыха в упряжке? – спросил мистер Пиквик в поисках дальнейших сведений.

– Две-три недели, – был ответ.

– Недели?! – удивился мистер Пиквик и снова вытащил записную книжку.

– Она стоит в Пентонвилле [11], – заметил равнодушно возница, – но мы редко держим ее в конюшне, уж очень она слаба.

– Очень слаба! – повторил сбитый с толку мистер Пиквик.

– Как ее распряжешь, она и валится на землю, а в тесной упряжи да когда вожжи туго натянуты она и не может так просто свалиться; да пару отменных больших колес приладили; как тронется, они катятся на нее сзади; и она должна бежать, ничего не поделаешь!

Мистер Пиквик занес каждое слово этого рассказа в свою записную книжку, имея в виду сделать сообщение в клубе об исключительном примере выносливости лошади в очень тяжелых жизненных условиях.

Едва успел он сделать запись, как они подъехали к «Золотому Кресту».

Возница соскочил, и мистер Пиквик вышел из кэба. Мистер Тапмен, мистер Снодграсс и мистер Уинкль, нетерпеливо ожидавшие прибытия своего славного вождя, подошли его приветствовать.

– Получите, – протянул мистер Пиквик шиллинг вознице.

Каково же было удивление ученого мужа, когда этот загадочный субъект швырнул монету на мостовую и в образных выражениях высказал пожелание доставить себе удовольствие – рассчитаться с ним (мистером Пикником).

– Вы с ума сошли, – сказал мистер Снодграсс.

– Или пьяны, – сказал мистер Уинкль.

– Вернее, и то и другое, – сказал мистер Тапмен.

– А ну, выходи! – сказал кэбмен и, как машина, завертел перед собой кулаками. – Выходи... все четверо на одного.

– Ну, и потеха! За дело, Сэм! – поощрительно закричали несколько извозчиков и, бурно веселясь, обступили компанию.

– Что за шум, Сэм? – полюбопытствовал джентльмен в черных коленкоровых нарукавниках.

– Шум! – повторил кэбмен. – А зачем понадобился ему мой номер?

– Да ваш номер мне совсем не нужен! – отозвался удивленный мистер Пиквик.

– А зачем вы его занесли? – не отставал кэбмен.

– Я никуда его не заносил! – возмутился мистер Пиквик.

– Подумайте только, – апеллировал возница к толпе, – в твой кэб залезает шпион и заносит не только твой номер, но и все, что ты говоришь, в придачу (Мистера Пиквика осенило: записная книжка.)

– Да ну! – воскликнул какой-то другой кэбмен.

– Верно говорю! – подтвердил первый. – А потом распалил меня так, что я в драку полез, а он и призвал трех свидетелей, чтобы меня поддеть. Полгода просижу, а проучу его! Выходи!

И кэбмен швырнул шляпу оземь, обнаруживая полное пренебрежение к личной собственности, сбил с мистера Пиквика очки и, продолжая атаку, нанес первый удар в нос мистеру Пиквику, второй – в грудь мистеру Пиквику, третий – в глаз мистеру Снодграссу, четвертый, разнообразия ради, – в жилет мистеру Тапмену, затем прыгнул сперва на мостовую, потом назад, на тротуар, и в заключение вышиб весь временный запас воздуха из груди мистера Уинкля – все это в течение нескольких секунд.

– Где полисмен?! – закричал мистер Снодграсс.