Невероятная Индия. Религии, касты, обычаи - Андрей Снесарев Страница 8

Но каково же было происхождение брахманов, давших название не только возглавляемой им религии, но и самому широкому творчеству в области наук и искусств (брахманская поэзия, медицина, математика и т. д.). Сами брахманы выводили свое происхождение от семи риши, глав семи духовных семейств. Веда говорит о «риши-царях» (раджарши), которые иногда являлись составителями гимнов; ими бывали или вожди, или выдающиеся воины, — таким образом, в древности религиозное творчество не замыкалось в определенном круге, а отсюда вывод, что генеалогия была придумана потом, когда брахманы стали у кормила власти.

Возможно и то, что входившие в Индию волны ариев или их отдельные кланы уже выделяли из общей массы особые группы, которых признавали брахманскими. Божеский пантеон как будто подтверждает эту гипотезу, так как говорит о необходимости очень раннего создания жреческого класса.

Для нас важны не предположения о происхождении брахманов а, скорее, вопрос о том, когда они получили силу и легко ли она им досталась. Арии, по-видимому, вступили в Индию, уже имея представление о жрецах как прежде всего руководителях жертвоприношений. «Ригведа» говорит, что лишь царь, перед которым шествует жрец, будет чувствовать себя прочно и хорошо в своем доме; перед ним склонятся народы — «царь, дающий богатства жрецу, одержит победы, так как ему помогают боги». Это показывает, что роль жрецов и их социальное положение были оформлены еще где-то вне Индии. Даже положение царей не вполне было свободно от жреческого влияния. Нужно думать, что лишь потом непрерывные и, видимо, тяжелые войны выдвинули значение кшатриев (воинов), а тем более их вождя на первый план. В этот момент царь захватывает полноту власти: он ведет свое войско против врага, он же является посредником между народом и богами, молит последних о помощи, славит их или приносит им жертвы. В отдельных случаях он мог предоставлять это дело пурохите (букв, «стоящий впереди»), руководившему жертвоприношениями, или совсем передать свои обязанности жреца кому-либо другому, кто обладал нужной внешностью и отличался как певец или творец гимнов. В этом отделении царской власти от сана жреца можно видеть зародыш той розни между кшатриями и жрецами, из которой последние вышли победителями, а это сыграло важную роль в судьбах арийского народа.

Когда совершился и почему совершился переход верховенства от военной аристократии к сословию жрецов, установить трудно, но набросать некую канву предположений возможно. Чем дальше продвигались арии по Индии, тем меньше они встречали сопротивления, натыкаясь на более слабые и не столь воинственные племена; военное дело и кшатрии теряли свое значение. Но с другой стороны, нарождалась потребность в дирижерах, которые могли бы навести порядок во вновь завоеванных странах, наметить законы, упрочить религиозный культ и т. д. Этими новыми руководителями и явились жрецы брахманы, которые уже давно имели дело и с правом, и с науками, и с обычаями, не говоря уже про культ. Мог ли кто теперь посягать, как в старину царь или воины, на их жреческие обязанности? Теперь — нет. Священный язык омертвел и требовал специального изучения; ритуал сделался объемистым и сложным и тоже требовал предварительной подготовки; наконец, устная передача всех нужных формул и молитв, с одной стороны, и аристократизм жреческого состояния — с другой, нашли себе лучший исход в наследственной передаче знания. Словом, образовалась группа семейств, неуязвимая и незаменимая в своей жреческой специальности какими-либо другими группами.

В результате аристократия со всем своим мужеством, самопожертвованием на полях сражений и физической силой была отодвинута на второй план, а жрецы со своим знанием жизни и народа, со своей таинственной волшебной силой жертвы овладели духовной жизнью народа. Они не замедлили прочно утвердить за собою эту власть, регулируя по строго выработанному плану всю общественную и частную жизнь, втискивая ум, чувства и волю индуса в предписанные рамки.

В какую же форму богопочитания превратили брахманы религию арийских пришельцев — ведизм? Духовное одиночество, сознательная ложь, лежавшая в основе брахманского могущества, с одной стороны, природа Индии, полная контрастов красоты и безобразия, богатства и бедности, кроткой тишины и разрушительных вспышек — с другой, и что-то третье, труднее улавливаемое, пропитали мышление брахмана глубоко пессимистическим настроением; все существование человека и всего мира есть одно огромное страдание. В своих целях брахманская философия резко отлична от европейской, ищущей истины ради истины, действительно философствующей; брахман в своем мышлении преследует практическую цель — избавление от страдания, тяготеющего как проклятие над миром природы и людей. В своих поисках брахманы подарили миру бесценные открытия, создав музыкальную гамму, десятичный счет, грамматику языка, двинув вперед алгебру, медицину, астрономию и т. д. и т. д.

Естественно, что теология брахманов не осталась на платформе старого миросозерцания и вылилась в форму сложного философски-мистического миропонимания. Брахманы исповедовали религию высокого стиля, доходя в своих представлениях до единого бога, бессмертия души и т. д. При этом они поступили мудро, сохранив для народной массы ведийских богов и развив технику ведийских жертвоприношений. Поэтому брахманизм остался в основе тем же ведизмом, но с усложненным ритуалом, с сильно подчеркнутым учением о святости вед, со значительно потускневшими старыми богами, экзальтированной проповедью о важности и привилегиях брахмана, в частности гуру, и со сложной мертвящей системой касты.

Вероятнее всего, народная масса следовала на этом религиозном переломе старой дорогой, по-своему трансформируя проповедуемых брахманами богов, мешая их с местными суевериями и перерабатывая обряды под диктовку экономики, условий быта и велений физической природы. Чем-то сравнительно новым для народа была строго определенная и неумолимо предписанная каста. Но чем бы ни руководились брахманы, столь обстоятельно и императивно изложившие законы о касте (см. «Законы Ману»), последняя в обстановке Индии должна была найти хорошую для себя почву.

Триада

Заслуживает упоминания попытка брахманов конкретизировать ведийский пантеон богов, слишком сложный и бессистемный, в более отчетливую сумму (три), придав ей определенный духовный облик; мы разумеем знаменитую индийскую триаду, состоящую из Брахмы, Шивы и Вишну. Характерно, что она рано стала известна Европе и часто излагалась как основной догмат народной религии Индии — типичное увлечение книжным отражением религии, но не ее низовым массовым пониманием. Брахма — первое лицо триады, или Создатель (Вседержитель) мира — являлся по мысли брахманов основным божеством ^[22], но для народного постижения он оказался слишком отвлеченным, и ныне он почти вытеснен из области всенародного культа. Вишну — Хранитель — представлял более полезное и практическое божество. Привлекательный уже своим красивым, жизнерадостным обликом, Вишну особенно отвечал народным чаяниям и фантазиям своими десятью воплощениями, особенно седьмым и восьмым — Рама и Кришна, когда светлый бог «в минуту народных бедствий или испытаний» спускался на землю, принимая вид человека или животного. Шива — третье божество триады — воплощал в себе одновременно Разрушителя и Воссоздателя — глубокую идею брахманов о смерти как о перемене состояния и в то же время о вступлении в новую жизнь. Поэтому Шива получил широкую базу для своего почитания: с одной стороны, он вызвал к себе специальное внимание философских и мистических сект брахманов, а с другой — разрушительные, губящие свойства связали его с Рудрой («бог бушующих ураганов» вед) и с кровавыми божествами неарийских племен. Такая широкая концепция природы и бога хорошо отвечала сложной обстановке Индии и обещала Шиве в будущем широкое почитание.