Странник между мирами - Йен Макдональд Страница 58

Огонь шел с хвоста. Я бежала, держа Сен на руках, и видела перед собой сплошную стену белого пламени. Нанокарбон горит жарко, как магний, и сразу весь превращается в сажу — ни золы, ни пепла. Там, где шел огонь, оболочка расползалась буквально на глазах. Словно какая-то болезнь: оболочка испарялась, и ее уносило ветром. Под ней открывались раскаленные добела ребра и тоже сейчас же исчезали.

— Я не видела, чтобы от корабля отделилась вторая шлюпка. Возможно, у них был безумный план — выпустить гелий, чтобы сбить пламя. Словом, кроме нас, никто с «Фейрчайлда» не спасся. Я с ума сходила от ужаса, пока не раскрылись парашюты, и потом тоже было страшно, потому что сверху сыпались клочья горящей оболочки — зацепи они парашют, нам конец. У меня это и сейчас перед глазами стоит: посреди неба дирижабль в огне, весь светится изнутри, так что ребра насквозь видно. За сотню миль, наверное, можно было заметить, если бы нашлись кроме нас еще полоумные летать в такой шторм. Под конец шары с газом вырвались на свободу. Я смотрела, как они, пылая, уносятся вдаль. Больше от корабля ничто не отделилось. А потом мы плюхнулись на воду, и мне сразу нашлась масса занятий: отцепить парашюты, чтобы не утянули шлюпку в глубину, бросить плавучий якорь и включить аварийный радиомаяк. Мы как-то держались, мотаясь по бурным волнам. Я боюсь океана. Он такой большой, больше всего на свете. Даже огромный дирижабль, вроде «Фейрчайлда», ничто по сравнению с ним. Чиркнули спичкой в темноте, пфф — и нету. А еще океан нас ненавидит. И всегда так было. Ну, может, не то чтобы ненавидит, просто ему наплевать на нас и все наши потуги. В нем нет ничего человеческого. Ветер гнал нас всю ночь. И никого вокруг — только девушка и ребенок в спасательной шлюпке посреди океана.

Странный он, океан. Ничего более непонятного не найдешь на свете. Наверное, потому он так и пугает. Мы заснули, сама уж не знаю, как, а ураган махнул хвостом и снова умчался на юг, а мы остались болтаться на воде, вроде поплавка. Когда я проснулась, увидела чистое небо, и солнце светило в иллюминатор прямо на меня. А еще я увидела корабль. Но не тот исследовательский корабль Географического общества, который ночью отслеживал мой радиомаяк. Я знаю, в эту часть рассказа вам трудно будет поверить, мистер Сингх, — однако доказательство у вас перед глазами. — Она постучала по столу сбитыми в драке костяшками пальцев. — Не водный, а воздушный корабль виднелся в трех милях к югу от нас на высоте около трехсот метров. Тросы волочились за ним, окунаясь в воду. Двигатели не работали, и на общем канале ничего не было слышно. Просто корабль при полном безветрии. Вот этот корабль, мистер Сингх. «Эвернесс». Можно долго рассказывать, как я зацепила причальный конец, и как поднялась наверх по тросу и не нашла на борту ни души. И как я привела корабль в порт, и о таинствах в Регистрационном агентстве Джейниса и в Комиссии по утилизации бесхозных воздушных судов, и как я в конце концов стала владелицей и капитаном несуществующего корабля. Все это я могла бы рассказать, мистер Сингх, да только незачем. Вам нужно знать одно: я видела, как сгорел «Фейрчайлд», а с ним родители Сен, и в ту минуту я стала ее семьей. Я не суеверна и не особенно религиозна — не больше и не меньше других аэриш, но я всем нутром чувствую, что «Эвернесс» мне дана, чтобы стать домом для Сен.

Сен не рассказывала вам о своей семье. Вы спрашивали, я знаю. Она вам никогда не расскажет, мистер Сингх. Кошмары нам с ней больше не снятся, уже года два, но они всегда где-то рядом. Я делаю, что могу. Я ей не мать — я вообще не мать, но Мэтс и Корри дали мне дом и семью — и я дала все это ей. Я уже говорила, мистер Сингх, плохо человеку без семьи.

— Поэтому я вам помогу. Вы, возможно, слыхали, — может быть даже, Сен говорила, — что у меня есть амрийя. На нашем палари — клятва, которую нарушить нельзя. Если и есть такое, то эту клятву я дала себе сама. Долг еще далеко не выплачен. Я решила вам помочь. Корабль и команда в вашем распоряжении. К тому же нужно еще рассчитаться за бедолагу Эда. Мы, аэриш, может, между собой и грыземся, но кто обидит одного из наших — обидит всех. Нужно объяснить мадам Шарлотте Вильерс, что мы не ее слуги. И потом, вы мне помогли. Вы спасли мой корабль, не то лежать бы нам на Гудвиновых песках. Теперь мой черед.

У Эверетта зазвенело в ушах. Не так, как раньше, когда он излагал капитану Анастасии свою невероятную просьбу. Тогда звенело тоненько-тоненько, как бывает, когда делаешь нечто совершенно обязательное, но что делать ужасно не хочется. Когда слышишь свои слова как будто со стороны, и они тебе ненавистны, и собственный голос ненавистен, и сам ты себе противен. А сейчас звон был совсем другой: такой бывает, когда уже убедишь себя, что тебе откажут, и все твои доводы не могут привести ни к чему, кроме отказа, а тебе вдруг говорят «да». Такое коротенькое слово, ты его сперва и не замечаешь даже, а потом спотыкаешься о него, словно о незаметную трещинку в асфальте, и приходится возвращаться, чтобы проверить, отчего это ты вдруг растянулся. Да. Эверетта шатало. Да. Что-то как будто давило на глаза. Кровь бросилась в лицо. Эверетт подумал, что сейчас заплачет. Она согласилась. Она сказала «да».

— Могли бы и спасибо сказать, мистер Сингх, — заметила капитан Анастасия.

— Спасибо.

— К кому обращаемся?

— Спасибо, мэм.

— На здоровье, мистер Сингх. Ступайте в рубку, сэр. Скажите команде, чтобы все были на рабочих местах. Я скоро подойду, надо сперва малость накраситься. Скоро мы прибываем в Хакни, и клянусь Всевышним, вид у нас будет самый отпадный. Все, брысь отсюда!

— Слушаюсь, мэм!