Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт Страница 14

Пока длилось увлечение кулинарией, она проработала от начала и до конца всю книгу рецептов миссис Корнелиус так, будто это был арифметический задачник, и решала каждую из задач с терпением и упорством. Иногда приходилось приглашать мать, отца и сестер, чтобы помочь съесть чересчур обильный обед из удачно получившихся блюд, а иногда Лотти получала тайное указание отнести домой узелок неудачных кушаний, которые можно было скрыть от всех в удобных животах маленьких Хаммелей. Вечер, проведенный с Джоном над расходными книгами, обычно приводил к временному затишью в кулинарной деятельности и приступу бережливости, когда бедного человека держали на хлебном пудинге, рагу с подливкой и подогретом кофе, испытывавшем его терпение, хотя он выносил это с заслуживающей похвалы стойкостью. Однако, прежде чем удалось найти золотую середину, Мег добавила к своему семейному достоянию то, без чего юные пары редко обходятся, – семейную ссору.

Горя хозяйственным желанием увидеть в своей кладовой припасы домашнего изготовления, она взялась приготовить смородинный джем. Джон получил распоряжение заказать десяток маленьких горшочков и дополнительное количество сахара, так как смородина в их садике уже созрела и предстояло заняться ею как можно скорее. Джон твердо верил, что его жена может все, и гордился ее талантами, и поэтому решил, что ее желание должно быть исполнено и их единственный урожай ягод должен быть переведен в форму, весьма приятную для употребления зимой. В результате в маленький домик поступили четыре десятка прелестных маленьких горшочков, полбочонка сахара и маленький мальчик, чтобы собрать смородину с кустов. Спрятав свои красивые волосы под маленький чепчик, закатав рукава до локтей и надев клетчатый передник, имевший кокетливый вид, несмотря на то что был кухонный, юная хозяйка взялась за дело, ничуть не сомневаясь в успехе, ведь разве не видела она сотни раз, как это делала Ханна? Количество выстроенных в ряд горшочков сначала изумило ее, но Джон так любит джем, а маленькие баночки будут так хорошо выглядеть на верхней полке – и Мег решила заполнить их все. Она провела этот долгий день, перебирая, кипятя, протирая, процеживая и без конца крутясь возле своего джема. Она старалась изо всех сил, она прибегла к советам миссис Корнелиус, она напрягала память, чтобы вспомнить, что делала Ханна и чего не сделала она, Мег, она снова кипятила, добавляла сахар, процеживала, но отвратительная смородина не желала «густеть». Ей очень хотелось броситься бегом домой, прямо в переднике, и попросить маму помочь, но они с Джоном давно решили, что никогда не будут никого беспокоить своими личными заботами, переживаниями или ссорами. Они даже посмеялись над этим последним словом, как будто мысль, на которую оно наводило, была совершенно нелепой. И они твердо придерживались своего решения и всякий раз, когда могли обойтись без посторонней помощи, обходились без нее, и никто не вмешивался в их дела. Так что Мег продолжала бороться одна с упрямой сладкой массой весь этот жаркий летний день. В пять часов она села посреди своей перевернутой вверх дном кухни, заломила испачканные руки и заплакала в голос.

Надо сказать, что в первое время после свадьбы, упоенная новой жизнью, она часто повторяла: «Мой муж волен приводить домой друзей, когда пожелает. Я всегда буду готова принять их: не будет ни суеты, ни неудовольствия, ни стеснения, лишь убранный дом, веселая жена и хороший обед. Джон, дорогой, никогда даже не спрашивай моего согласия, приглашай кого хочешь и будь уверен в любезном приеме с моей стороны». Как это было очаровательно! Джон просто сиял от гордости, слушая ее, и сознавал, какое это счастье – иметь такую замечательную жену. Но хотя гости у них время от времени бывали, их приход никогда не был неожиданностью, и Мег до сих пор не имела случая отличиться.

Такое часто случается в сей юдоли слез, есть некая неотвратимость в такого рода событиях, и мы можем лишь удивляться ей, скорбеть и мужественно переносить испытания… Если бы Джон не забыл – целиком и полностью – о джеме, было бы, пожалуй, непростительно с его стороны выбрать именно этот день из всех дней в году для того, чтобы неожиданно привести к обеду друга. Внутренне поздравляя себя с тем, что значительный запас провизии был заказан и отправлен домой в то утро, чувствуя полную уверенность в том, что кушанья будут готовы к нужному часу, и предаваясь приятным предчувствиям относительно прекрасного впечатления, какое произведет на гостя красивая хозяйка, когда выбежит им навстречу, Джон вел друга в свое жилище с нескрываемой гордостью юного хозяина и мужа.

Этот мир полон разочарований, как обнаружил Джон, когда подошел к «голубятне». Обычно парадная дверь была гостеприимно открыта, теперь она оказалась заперта, и к тому же на замок, а вчерашняя грязь все еще украшала ступени крыльца. Окна гостиной были закрыты и занавешены, не было видно красивой жены, пьющей чай на веранде в белом платье, со сводящим с ума маленьким голубым бантом в волосах, или гостеприимной хозяйки, приветствующей гостя с сияющими глазами и робкой улыбкой. Не было видно ни души, кроме мальчугана, на первый взгляд окровавленного, который спал под кустом смородины.

– Боюсь, что-то случилось. Зайдите в сад, Скотт, а я пока поднимусь и поищу миссис Брук, – сказал Джон, встревоженный безмолвием и безлюдьем.

Он торопливо обошел дом, путь ему указывал резкий запах жженого сахара. Мистер Скотт со странным выражением лица шагал следом за хозяином. Когда Брук исчез за дверью, гость скромно задержался в саду, зная, что и так сможет все увидеть и услышать, и, будучи холостяком, безмерно радовался такой перспективе.

В кухне царили беспорядок и уныние. Одно издание джема тонкой струйкой перетекало из горшочка в горшочек, другое растеклось по полу, а третье весело горело на плите. Лотти, с тевтонской ^[26] бесстрастностью, спокойно ела хлеб, запивая его чем-то вроде смородинной настойки, так как джем по-прежнему оставался в безнадежно жидком состоянии. Миссис Брук сидела посреди кухни, закрыв лицо передником и отчаянно всхлипывая.

– Девочка моя милая, что случилось? – воскликнул Джон, врываясь в кухню; перед его внутренним взором стояли страшные видения ошпаренных рук, он боялся услышать неожиданное известие о тяжелой утрате и испытывал тайный ужас при мысли о госте в саду.

– О Джон, я так устала, мне так жарко, и я так сердита и расстроена! Я трудилась над этим джемом, пока не выдохлась окончательно. Скорее помоги мне, или я умру! – И измученная хозяйка бросилась ему на грудь, обеспечив супругу сладкий, в прямом смысле слова, прием, поскольку ее передник был окроплен вареньем тогда же, когда и пол.

– Что расстроило тебя, дорогая? Что-нибудь ужасное случилось? – спросил встревоженный Джон, нежно целуя макушку маленького чепчика, сидевшего совсем криво.

– Да! – И Мег отчаянно зарыдала.

– Что же? Скажи мне скорее. Не плачь, я вынесу все, только не это. Говори же, любовь моя.

– Дж… джем не густеет, и я не знаю, что делать!

Джон Брук засмеялся тогда, хотя впоследствии он уже не осмеливался смеяться над случившимся. И ироничный Скотт в саду тоже невольно улыбнулся, услышав этот раскат сердечного хохота, который нанес последний удар сраженной горем Мег.