Золотые крылья дракона - Александр Больных Страница 12

— Кто «я»?

— Я это, я, Грифон.

Все трое, вытаращив глаза, уставились на Грифона, сидевшего по-собачьи, держа на весу помятую капканом лапу.

— Так ты еще и говоришь? — поразился Чани.

— Что значит «еще»? — моментально обиделся Грифон. — Не еще, а просто. Говорю, как всегда говорил. И не вижу в этом ничего удивительного. Я не только говорить умею, но еще много чего. И прекратите меня оскорблять. Скажете тоже: стадами. Я — животное редкое, — горделиво произнес он. — Уникальное.

Но на принцессу это не произвело впечатления.

— Откуда ты взялся, редкое животное? — сухо спросила она.

Грифон недовольно пощелкал клювом.

— Откуда?.. Лечу, понимаете ли, себе, лечу, никого не трогаю. Я был в Диагбеначингвеа. Чудесное местечко, красивейшая река, водопады какие… А бананасы там растут… Объеденье, язык проглотить можно. Вы никогда там не бывали? И не стоит, — без всякого перехода закончил Грифон. — Ужасная дыра. Речка мутная, того и гляди — заболеешь. Водопады тоже… Грохнешься

— костей не соберешь. А под каждым бананасом по крокодилу сидит. И любой тебя проглотить норовит, не спросясь. Хоть бы договорились заранее, кто именно. А то схватили, уже есть собрались, да передрались насмерть, все выясняли, кому первому кусать. — Грифон вздрогнул. — Но я удрал… То есть всех их победил! Ух! Только перья полетели!

— От крокодилов? — невинно уточнил Чани.

— Да, а что? — Грифон недоумевающе посмотрел на него ясными голубыми глазами. Потом спохватился — видимо, дошло. Он смущенно перебрал клювом перышки на груди и сообщил: — А там особенные крокодилы. Пернатые. И вдобавок ушастые.

Ториль, не выдержав, расхохоталась, братья тоже прыснули. Грифон надулся.

— Раз так — не буду больше рассказывать.

— Что ты, — поспешно успокоил его Хани. — Мы тебе верим.

— Верите? — Грифон посмотрел на него правым глазом и удовлетворенно кивнул.

— Ну, хорошо. Значит, улетел я с Диагбеначингвеа, но тут на меня напал дракон…

— Десятикрылый? — резко перебила его Ториль.

— Он самый, — жалобно засопел Грифон. — Восьмикрылый. Он вообще меня преследует повсюду. Хочет, видимо, поймать.

— Десяти или восьми? — уточнил Чани.

— Десяти, — сказала Ториль.

— Восьми, — поправил Грифон. — Ведь ему всего четыре тысячи лет.

— А при чем тут возраст? — поинтересовалась Ториль.

— Вы даже этого не знаете? — поразился Грифон. — Простая же вещь. Каждую тысячу лет у дракона отрастает еще одна пара крыльев. Этому четыре тысячи — значит и крыльев восемь.

— А пятая пара? — спросил Хани.

— Это разговор особый и долгий, как-нибудь потом, — уклонился Грифон.

— Зачем же он тебя пытается поймать? — спросила Ториль.

— А я откуда знаю? — поспешно сказал Грифон. — Вот хочет — и все тут. Я спасаюсь, как могу. Ведь я такой тихий, такой мирный, никого не трогаю, никого не обижаю. Только прилетел — и на тебе. Сразу в капкан! Ну где это, скажите, видано, чтобы на Грифонов капканы ставили?! — возмущенно закончил он.

— Неслыханное безобразие, — сочувственно кивнул Чани.

— Вот я и говорю, — обрадовался Грифон. — Просто кошмар. Издевательство! Я ведь животное редкое! — Он выпятил грудь. — Ре-лик-то-во-е! Меня нужно охранять и беречь изо всех ваших сил.

— Я больше не могу, — Хани опустился на траву, беззвучно смеясь. — Сейчас он меня уморит.

Грифон снова обиделся.

— Ах так… Значит, так?! Ну и все, больше я с вами не разговариваю.

— Он, чуть прихрамывая, прошелся по лужайке, потом с треском раскрыл крылья и взлетел.

— Даже не поблагодарил, — фыркнул Чани, осуждающе глядя вслед тающей в голубом небе точке.

— Это он сделает в следующий раз, — держась за живот от хохота, пообещал Хани.

Вопреки всем страхам и ожиданиям, больше никаких приключений и встреч в лесу не было.

— Я думаю, — подвел итог Чани, — что наши охотники просто не желают, чтобы им распугали дичь.

Действительно, за три дня они видели великое множество оленей, кабанов, косуль. Непуганые звери безбоязненно провожали их взглядами, лениво уступая дорогу.

— Пожалуй, да, — согласилась Ториль.

Также без приключений они пересекли равнину и, уже у подножия Черных гор, вышли на дорогу. Это был Северный тракт, пересекавший весь остров с самого севера до крайней южной точки. Дальше путники шли по нему, как с самого начала и предлагала Ториль.