Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование - Майкл Маршалл Смит Страница 12

День начался с прогулки. Они спустились по деревянной лесенке на пляж, повернули налево и пошли. Спустя час они повернули назад. В сером море рябили волны. На сером песке там и сям темнели большие валуны. Вокруг никого не было.

Ханна с дедушкой разговаривали. Потом Ханна никак не могла вспомнить, о чем шел разговор. О всякой всячине. Мама с папой всегда спрашивали, как дела в школе, сделала ли Ханна домашнюю работу и не собирается ли наконец навести порядок у себя в комнате. Беседа с дедушкой была похожа на прибрежные волны, которые накатывают и снова убегают в море, вроде бы ничего не означают, но в то же время существуют по-настоящему. Жаль, конечно, что такую беседу очень трудно запомнить.

– А чем мы сегодня займемся? – спросила она.

– Прогуляемся в другую сторону. Это очень важно. Иначе берег перевесится.

– Правда?

– Да. Как доска на качелях. И весь песок ссыплется в один конец. И все из-за меня. И из-за тебя тоже.

Ханна недоверчиво изогнула бровь. Дедушка с невинным видом сидел за столом.

Кроме них, в ресторане была только молоденькая официантка. Похоже, она готовилась к чемпионату мира на самое скучающее выражение лица и, судя по всему, имела все шансы на призовое место.

– А тебе здесь не одиноко?

– Мне нигде не одиноко.

– Как же может быть не одиноко, если рядом нет других людей?

– Одиночество никак не связано с людьми.

– Неужели тебе хоть иногда не хочется с кем-нибудь поговорить?

Дедушка помахал рукой, в тщетной надежде привлечь внимание официантки.

– Все дело в возрасте, деточка. Вот как видят старичка с книжкой в уголке, так и думают: ох, бедняга, одиноко ему, наверное, надо бы его подбодрить. И подходят, начинают разговор, даже не спрашивают, хочется тебе этого или нет. И всегда говорят громко, обстоятельно, будто ты не способен понять даже самых элементарных вещей, будто у тебя с головой не все в порядке.

– Правда?

Размахивание рукой не помогло. Дедушка громко кашлянул. Официантка поглядела в другую сторону.

– Почти всегда, – продолжил он. – Считается, что раз старики двигаются медленно, то и соображают так же. Просто люди забывают, что старость подкрадывается, когда живешь очень долго, а значит, видел многое. Вот доживешь до моих лет…

– А сколько тебе лет, дедушка?

Ханна знала, что взрослых прерывать нельзя, но не хотела упускать такого замечательного случая. О возрасте дедушки всегда спорили. Никто точно не знал, сколько ему лет. Его день рождения был известен – 20 ноября, – но в каком году он родился, оставалось тайной. Папа и тетя Зои всегда утверждали, что он родился в 1936 году, потому что так говорила их мама. Но однажды под Рождество мама Ханны случайно упомянула об этом, а дедушка, который за обедом выпил вина, громко расхохотался и заявил, что он родился не тогда, совсем не тогда. Все наперебой старались выведать у него точную дату, но безуспешно. Мама Ханны предполагала, что дедушка по старческой забывчивости просто не помнит года своего рождения. А сама Ханна считала, что он их поддразнивает.

– Очень, очень много, – лукаво усмехнулся он. – А теперь попросим счет. Будь так добра, швырни в официантку ложкой. Целься в голову.

Берег в правой стороне не был пустынным. С гор сбегала река, рваным зигзагом, будто очумелая после драки. Ближе к берегу устье расширялось, речное дно усыпала галька, а в воде белели ветви и стволы с ободранной корой, будто мертвые кости, принесенные с гор. Дедушка терпеливо дожидался, пока Ханна не обследует устье, но даже ребенку, привыкшему играть в одиночестве, для успешной экспедиции нужны друзья-ровесники.

Они с дедушкой прошли чуть дальше и обнаружили участок берега, усеянный песчаными долларами – плоскими морскими ежами. И не просто обломками панцирей, которые иногда попадались на пляже в Санта-Крузе. Ханна обрадовалась, что нашла неповрежденный кругляшок, попыталась его поднять, а он неожиданно зарылся поглубже в песок. Морские ежи были живыми.

Это открытие немного обескуражило Ханну, как если бы внезапно ожила прибрежная галька.

Они с дедушкой шли все дальше и дальше. В дикой глуши не было ничего интересного, и останавливаться не имело смысла. За полчаса Ханна с дедушкой не обменялись ни словом.

Наконец Ханна устала и остановилась.

На берегу никого не было. Ханна почувствовала себя обломком плавника, вынесенным на берег давным-давно… Или нет, не плавника…

Однажды папа рассказал ей о неких Стражах в горах Биг-Сура. Вроде бы иногда, в сумерках, на опушке леса или на вершине холма появляются странные силуэты – все больше поодиночке, но изредка парами. Темные фигуры, укутанные в длинные плащи, лица скрыты капюшонами или просто тенями. Эти Стражи стоят неподвижно и молчаливо, а едва моргнешь – пропадают. Папа говорил, что их не раз видели за последние сто лет, а у индейцев есть древние легенды о таких же неведомых существах. Сначала Ханна решила, что папа все выдумал – проверял, как она воспримет сюжеты, которые он сочинил по заказу сволочей и идиотов в Лос-Анджелесе, – но однажды ее учительница сказала, что Стражи упоминаются в стихотворении малоизвестного поэта, который когда-то жил в Кармеле, а еще в повести Джона Стейнбека, а Джон Стейнбек знал все-все-все про сардины, поэтому, наверное, знал и про Стражей ^[5].

Ханна почувствовала себя Стражем.

Кем-то неведомым, обитающим вне обыденной жизни, отдельно от нее. Как если бы Ханна жила в тайной стране, скрытой за той, где жили все остальные, или как если бы Большой Злой Волк – из сказки, что очень пугала Ханну в детстве, особенно когда сказку рассказывала тетя Зои, которая очень не любила волков, – сдул ее дом, навсегда изменил ее мир и забросил ее в место, где все ее страхи были невидимы для других, потому что окружающие всегда смотрели в другую сторону.

– Давай пойдем назад.

– Нет.

– Почему?

Дедушка улыбнулся, но как-то очень серьезно:

– Назад пойти нельзя, можно только вперед. Я это вычитал в какой-то книге.

– А это правда?

Он пожал плечами:

– В некотором смысле – да. Бывает, что время соскальзывает вбок, но случившееся изменить невозможно. Приходится приноравливаться жить с ним дальше. Люди часто сходят с ума или глубоко разочаровываются, потому что этого не понимают.

– А мама с папой будут вместе?

Вопрос вырвался неожиданно, словно бы ниоткуда. Дедушка долго молчал, и Ханна решила, что он ее не услышал или что она все-таки не задала вопрос вслух.