Никогда не слушайте Элис! - Джуди Кертин

Раздался громкий свист, и я услышала, как захлопнулись двери вагона. Я помахала маме и сестренке Рози, которые стояли на перроне. Мама через открытое окно сжала мою руку.

– Пока, Мэган. Веди себя у Элис хорошо, – сказала она. – И чтобы никаких больше пряток под кроватью.

Оххх! Мама постоянно напоминает мне о том, что случилось в прошлом году. Можно подумать, я ограбила банк, или человека убила, или разослала компьютерный вирус по всему миру, или еще что похуже. А я всего-навсего пыталась помочь подруге.

Дело было вот как. Родители моей лучшей-прелучшей подруги Элис разошлись, и она с мамой и братом переехала из Лимерика в Дублин. Мы с Элис, понятное дело, жутко из-за этого расстроились. А потом Элис приехала к своему папе на Хеллоуин и придумала этот чокнутый план. (Элис – спец по чокнутым планам!) Она несколько дней пряталась у нас дома – надеялась, что ее родители так перепугаются, что мама вернется обратно в Лимерик и они заживут лучше прежнего.

Конечно, ничего не вышло. Мама Элис осталась в Дублине, а Элис угодила в серьезный переплет.

И тем не менее после этой истории мама Элис разрешила ей приезжать в Лимерик почаще, так что ее безумный план хоть и пошел кувырком, но все-таки сработал.

В любом случае прошло уже сто лет, и все давно об этом забыли – кроме моей мамы, у которой память дай бог каждому. Начались весенние каникулы, и мне предстояло шесть чудесных дней гостить у Элис в Дублине.

Наконец с ужасным скрипом поезд тронулся. Рози ни с того ни с сего начала плакать. Она тянула ко мне пухлую ручонку, и по ее лицу катились здоровенные слезы. Сперва я подумала, что она ревет, потому что я уезжаю, и я даже почувствовала вроде как гордость и немножко грусть. Но потом я решила, что она, наверное, просто обиделась – я-то поеду на поезде, а ее с собой не взяла.

Я прижалась лицом к окну.

– Не плачь, Рози. Я скоро вернусь и привезу тебе конфетки. Целую кучу конфеток. Только для Рози.

Мама покачала головой и одарила меня своим коронным сердитым взглядом. Дай ей волю, конфеты бы вообще запретили. Зато Рози просияла, перестала реветь и разулыбалась.

– Конфетки для Рози, – сказала она.

Я засмеялась. Рози такая милая – большую часть времени.

Поезд набирал скорость. Мама взяла Рози на руки и пошла быстрее. Было просто ужасно неловко. Обычно в такие моменты всегда появляется Мелисса, самая противная девчонка в нашем классе, как будто и без того недостаточно унижений.

Поезд совсем разогнался, и мама уже почти бежала рядом с вагоном и истерически махала мне рукой. Такое впечатление, что я уезжала на сто лет в Америку, а не в Дублин на неделю. У бедной Рози, которая подпрыгивала вверх-вниз, уцепившись за мамину шею, вид был немного испуганный. Мама вся раскраснелась, вспотела, заколка свалилась у нее с головы и волосы развевались вокруг лица. Я хотела крикнуть, чтоб она перестала выставлять себя – и, главное, меня – на посмешище. Но мне не хотелось ее обижать. Тут я вспомнила, что Мелисса уехала на каникулы на Лансароте – значит, можно не бояться, что она появится у меня за спиной, а потом будет рассказывать всей школе очередную историю про мою психованную мамашу.

Мама начала отставать. Я высунулась в окно и увидела, что платформа кончается. Если мама решит продолжать в том же духе, ей скоро придется бежать по пустой колее рядом с поездом. Она, конечно, с приветом, но не настолько. Наконец, мама остановилась. Вид у нее был очень грустный. Поезд мчался вперед, и скоро мама с Рози превратились в миниатюрные копии самих себя на далекой платформе. Я последний раз помахала и села на свое место.

Наконец-то свобода!

* * *

Даже не верилось. Казалось, только вчера мне первый раз разрешили одной пойти в магазин. Еще совсем недавно меня отпускали погулять в центр только после того, как я битый час обещала хорошо себя вести. И вот я еду в Дублин, одна, без взрослых. Я подумала, не ущипнуть ли себя – вдруг это сон? – но потом подумала, что дети так только в книжках делают, и не стала. Так что я просто сидела и улыбалась, улыбалась – пока не заметила, что старушка напротив странно на меня смотрит. Я перестала улыбаться, и бабулька переключилась на свое вязанье. Она вязала свитер из отвратительной ярко-рыжей шерсти. На вид жесткий и колючий. И ведь какому-то несчастному ребенку придется это носить, подумала я. Теперь у меня было целых два повода для радости. Первый – я проведу целых шесть дней в Дублине с Элис, а второй – старушка с вязаньем не моя бабушка.

Я сунула руку в карман куртки и вытащила имейл, который Элис прислала мне несколько дней назад. Я читала его уже раз сто. И перечитала еще раз, медленно, смакуя каждое слово.