Амулет Добра - Дарья Донцова

Пошлавон вышла из подвала и поежилась. На улице лил дождь, дул сильный ветер, и редкие прохожие бежали, не останавливаясь, никто не обращал внимания на тощего, дрожащего от холода щенка. Пошлавон уныло посмотрела по сторонам, вздохнула и решила пойти к магазину: там над ступеньками есть козырек, он укроет дворняжку от противных холодных капель, а кто-нибудь из покупателей может дать ей поесть. Иногда Пошлавон доставались сосиски. Сосиски! Собачка облизнулась и побрела по лужам. Пару раз мимо нее, дворового щенка, живущего в грязном подвале, проходили домашние псы, одетые в дождевики и резиновые сапоги, у них имелись ошейники и поводки, за другие концы которых держали хозяева. У Пошлавон не было своего человека, ей не повезло родиться в уютном доме, спать на мягких креслах-диванах, есть вкусный паштет из банок и проводить вечера, положив голову на колени любимой хозяйки. Пошлавон жила одна, она никому не была нужна.

Шлепая лапами по холодным лужам, собачка шагала вперед и вдруг услышала скрипучий голос:

– Эй, как тебя там зовут, стой!

Пошлавон замерла, она пока плохо понимала человеческую речь. Чаще всего она слышала: «Пошла вон», и псинка решила, что ее так зовут. А тут вдруг кто-то обратился к Пошлавон на собачьем языке.

Псинка завертела головой и увидела на краю тротуара непонятное толстое пучеглазое существо не очень большого размера. Оно было одето в бордовую куртку с золотыми пуговицами.

– Ну-ка, помоги, – велел Не-пойми-кто.

Пошлавон опешила.

– Здравствуйте, вы собака?

– Ну до чего мне дураки надоели, – вздохнул незнакомец. – Если я пес, то ты табуретка!

Пошлавон заморгала.

– О нет! Вы ошибаетесь. Я видела табуретки, на них люди сидят. А раз вы умеете разговаривать на нашем языке, значит, вы собака.

– Неужели на моем трудном жизненном пути попался философ? – фыркнул пучеглазый Не-пойми-кто. – В отличие от тебя, я владею иностранными языками, могу болтать еще на кошачьем, беличьем, бурундучьем. Кроме того, в Прекрасной Долине в ходу универсальный язык, его все учат с рождения, поэтому мы можем пообщаться.

Пошлавон разинула пасть.

– Вы кто?

– Почтовый жаб Густав, – начал закипать незнакомец. – Неужели не понятно?

– Простите, – пробормотала Пошлавон, – я еще маленькая.

– Юный возраст не является оправданием глупости, – отрезал Густав, – и лени. Ну-ка, достань ящик!

– Какой? – не поняла Пошлавон.

Жаб показал лапой на зарешеченное окно подвала магазина.

– Шел себе с посылкой, вдруг откуда ни возьмись появился человек, пришлось отпрыгнуть в сторону. Люди такие неосторожные, никогда не смотрят под ноги, считают, что они на земле одни, цари природы. Короче, лезь туда и достань что велю.

Пошлавон протиснулась между прутьями и взвизгнула.

– В чем дело? – спросил жаб. – Упаковка, не дай бог, помялась? Или, что еще хуже, разорвалась?

– Нет, я поцарапалась, – пожаловалась Пошлавон.

– Экая ты нежная, – пробурчал Густав, – ерунда, шкура быстро заживет. Видишь коробку?

– Нет, тут темно, – ответил щенок.

– Собаке свет не нужен, – вскипел Густав. – Ну почему на моем тернистом жизненном пути всегда встречаются не способные на продуктивные действия личности?

– Что такое посылка? – спросила Пошлавон. – Я не знаю.

– Ммм, – простонал Густав. – Сказано сто раз! Коробка! Картонная.

– Длинная, как колбаса? – обрадовалась Пошлавон. – Она тут лежит.

– Тащи ее сюда, – распорядился Густав.

Щенок с большим трудом справился с задачей.

– Не сразу, но получилось, – обрадовался жаб. – Все, мне пора, да и тебе тоже, ступай домой, пока от матери не влетело.

– У меня нет мамы, – сказала Пошлавон.

Густав моргнул.

– Значит, бабушка в угол поставит за то, что поздним вечером по улице шляешься, или отец накажет.

– Я живу одна, – объяснила Пошлавон.

Жаб скрестил передние лапы на груди.

– Сколько тебе лет?

– Не знаю, – пролепетала Пошлавон.

– О боже! – воскликнул Густав. – Спрошу по-другому. Сколько раз ты ела деньрожденный торт?

– Что это такое? – не поняла Пошлавон.

– Бисквит. С кремом. Сверху свечки. Они горят. Их задуть надо, – зачастил жаб.

– Я боюсь огня, – испугалась Пошлавон. – Вчера какой-то человек в меня петардой ткнул, теперь на боку ссадина, она очень болит.

– Ясно, – протянул Густав, – ну-ка, присядь.

– Зачем? – насторожилась Пошлавон. – Ты хочешь меня побить?

Жаб скорчил гримасу.

– Нет, я устал, залезу тебе на спину, довезешь меня до входа.

– Куда? – опять растерялась Пошлавон.

– Туда, – обозлился Густав, – хватит задавать глупые вопросы. Выполняй.

Пошлавон распласталась на грязном мокром асфальте, и ей стало еще холоднее. Густав ловко забрался щенку на спину, устроился между лопатками, поставил перед собой посылку и проворчал:

– Ну и славная же у меня сегодня лошадь. Ни седла, ни ошейника, ни поводьев. Придется держаться за уши, хорошо они у тебя длинные. Знаешь, где лево-право?

– Что? – спросила Пошлавон.

– Собака Баскервилей, пошли мне терпения, – простонал Густав. – Договоримся так. Я дергаю здесь – ты поворачиваешь в эту сторону, дергаю там – рулишь туда, тяну за оба уха – останавливаешься. Ясно? Вперед!

Густав шлепнул задними лапами Пошлавон по бокам. Щенок вздрогнул и побежал вперед.