Ведьмина неделя - Диана Уинн Джонс

В записке говорилось:

КОЕ-КТО В ЭТОМ КЛАССЕ КОЛДУЕТ.

Записка, нацарапанная печатными буквами обычной синей шариковой ручкой, обнаружилась в стопке тетрадей, которые проверял мистер Крестли, ее мог написать кто угодно. Мистер Крестли взглянул поверх опущенных голов второго «игрек». Было совершенно непонятно, что делать.

Мистер Крестли решил не докладывать директрисе: возможно, это просто глупая шутка, а у мисс Кэдвалладер чувства юмора, считай, вовсе нет. А вот кому стоит сообщить — так это мистеру Уэнтворту, завучу. Но главная беда в том, что во втором «игрек» учится сын мистера Уэнтворта: вон тот худенький мальчик на задней парте, с виду моложе сверстников, и есть Брайан Уэнтворт. Нет уж. Мистер Крестли подумал, что лучше просто попросить того, кто написал записку, явиться с повинной. Тогда можно будет, объяснив несмышленышу, что нельзя бросаться столь серьезными обвинениями, отпустить проказника на все четыре стороны мучиться угрызениями совести.

Мистер Крестли откашлялся, собираясь заговорить. Второй «игрек» с надеждой поднял головы, но мистер Крестли уже передумал. Был «час дневника», а «час дневника» — время настолько важное, что отвлекать детей разрешается только в самом чрезвычайном случае. С этим в Ларвуд-Хаус было очень строго.

В государственной школе-интернате Ларвуд-Хаус, вообще-то, очень строго было почти со всем, потому что там учились сироты из семей колдунов, ведьм и вообще трудные дети. Дневники придумали для того, чтобы помочь им справиться со своими трудностями. Предполагалось, что дневник — дело сугубо личное. Ежедневно полчаса отводилось на то, чтобы все до единого ученики поверяли дневнику самые сокровенные мысли и чувства, жизнь на это время замирала. Мистер Крестли был просто в восторге от такой педагогической находки.

Но на самом деле мистер Крестли передумал говорить вовсе не из уважения к дневникам — его посетила кошмарная мысль: а что, если в записке — чистая правда? Во втором «игрек» запросто мог оказаться колдун. Кто именно во втором «игрек» сирота из семьи колдунов, знает только мисс Кэдвалладер, но мистер Крестли подозревал, что их там немало. Другие классы преисполняли мистера Крестли гордостью за ремесло педагога, работать с ними было сущим наслаждением! Второй «игрек» никого ничем не преисполнял. Гордиться в нем можно было только двумя учениками: Терезой Муллетт и Саймоном Силверсоном — это были действительно образцовые ученики. Девочки отчаянно старались поспеть за Терезой, а где-то в хвосте плелись пустышки и болтушки наподобие Эстель Грин или, наоборот, этой вечно кислой Нэн Пилигрим — вот уж действительно странная барышня… Мальчики разбились на компании. Некоторые пытались следовать примеру Саймона Силверсона, многие держались возле хулигана Дэна Смита, а кто-то дружил с этим высоким индийцем — Нирупамом Сингхом. Были и одиночки: Брайан Уэнтворт, например, или Чарлз Морган, на редкость неприятный мальчишка.

Тут мистер Крестли посмотрел на Чарлза Моргана, а Чарлз Морган ответил ему своим знаменитым взглядом — пустым и гнусным. Чарлз носил очки с сильными линзами, отчего гнусный взгляд становился еще гнуснее, и сейчас он вонзился в мистера Крестли, словно двойной лазер. Мистер Крестли поспешно отвел глаза и вернулся к тревожным думам о записке. Второй «игрек» оставил надежды на то, что случится что-нибудь интересненькое, и со вздохом вернулся к дневникам.

28 октября 1981 г., — писала Тереза Муллетт округлым ангельским почерком. — М-р Крестли нашел в наших тетрадках какую-то записку. Сначала я подумала, что она, скорее всего, от мисс Ходж, ведь все знают, что Пух умирает от любви к ней, но потом он так разнервничался, что я думаю, это от какой-нибудь дурочки вроде Эстель Грин. Нэн Пилигрим сегодня на физкультуре опять не смогла перепрыгнуть через коня. Прыгнула и уселась на него. Мы все смеялись.

Саймон Силверсон писал:

28.10.81. Интересно, кто подсунул записку в наши тетради по географии? Когда я их собирал, бумажка выпала, но я положил ее обратно. Если бы ее нашли на полу, нас бы всех наказали. Разумеется, это совершенно секретная информация.

Вот уж не знаю, — задумчиво выводил Нирупам Сингх, — как это другие умудряются столько писать в дневниках, ведь ежу понятно, что мисс Кэдвалладер на выходных их читает. Я вот никогда не пишу свои тайные мысли. А теперь я расскажу про индийский фокус с веревочкой, который я видел в Индии, когда папа еще не переехал в Англию…

Через две парты от Нирупама Дэн Смит основательно пожевал колпачок ручки — и наконец нацарапал:

Ну, вопчем чево писать тайные чуства когда велят? вопчем никакой радасти и нипанятна чаво писать. Тогда они вопчемто и нетайные палучаюца.

Кажется, — писала Эстель Грин, — сегодня у меня не было никаких тайных мыслей, только страшно интересно, что там, в записке от мисс Ходж, которую Пух только что нашел. Наверное, она его отвергла!

На задней парте Брайан Уэнтворт, вздыхая, выводил:

Беда в том, что мне никак не приспособиться к расписанию. На географии я придумал, как поехать из Лондона в Багдад через Париж. На следующем уроке подумаю, как туда добраться через Берлин…

Между тем каракули Нэн Пилигрим гласили:

Тому, кто читает наши дневники. Это мисс Кэдвалладер? Или мисс Кэдвалладер заставляет мистера Уэнтворта?

Нэн уставилась на написанное, ошеломленная собственной отвагой. Такое с ней иногда случалось. Ладно, подумала она, дневников в школе сотни, и в них сотни записей. Шансов, что мисс Кэдвалладер прочтет именно эту, очень мало, особенно если постараться и дальше написать что-нибудь поскучнее.

Буду писать скучное, — продолжала она. — Пуха Крестли на самом деле зовут Харалд, но его прозвали Пухом из-за гимна, который начинается «Крест ли мой с радостью несть». Ну конечно, все поют «Крестли — веселый медведь». Мистер Крестли действительно веселый. Он думает, что все должны быть бодрыми, честными, благородными и любить географию. Мне его жалко…

Но по-настоящему скучно вел дневник только Чарлз Морган. Вот что он записал:

Я проснулся. За завтраком было жарко. Не люблю овсянку. Вторым уроком был труд, но недолго. Кажется, следующий шахматы…

Тут уж, конечно, можно подумать, что Чарлз или совсем тупой, или все путает, или и то и другое. Любой ученик из второго «игрек» скажет, что утро выдалось холодное, а на завтрак дали кукурузные хлопья. Вторым уроком была физкультура, тогда-то Нэн Пилигрим и насмешила Терезу Муллетт, не сумев прыгнуть через коня, а следующим будет музыка, а вовсе не шахматы. Только Чарлз писал совсем не о распорядке дня: он действительно описывал свои тайные мысли, но зашифровал их личным шифром, которого не знал никто!