Укрощение красного коня - Юлия Яковлева Страница 9

Зайцев отвернулся, стал глядеть на пассажиров. Ни на кого в особенности — взгляд плавал по озабоченным замкнутым лицам. Но все‑таки это был взгляд сыщика. Парень поодаль, в спортивной футболке и клетчатой кепчонке, ничем не отличался по виду от других парней в кепке. Точно так же раскачивался вместе со всеми и вместе с трамваем, точно так же держался за кожаную петлю. И все же Зайцев сразу отметил: вор.

Щипачок был еще молодой. Может, и в картотеке нет. Зайцев наблюдал. Трамвай тряхнуло. Щипачок упал на дородную тетку с сумкой. «Пардон», — и задвигался, извиваясь в переполненном проходе, к выходу. Некогда, одернул себя Зайцев. Возвращаться на Гороховую с щипачком на буксире, сдавать, оформлять, терять несколько часов ему сейчас было совсем некстати.

В любом расследовании первые‑вторые сутки решают, уйдет ли следствие в прорыв или дело повиснет.

Не было у него этих лишних часов.

Тетка все так же стояла. Большая, хмурая. Зайцев гадал, что там могло быть в ее кошельке. Рублишки, карточки да, может, дешевое зеркальце. Какой ленинградец не знает о карманниках? При себе кошелек держать надо, гражданочка. Отвернулся. Юрка Смекалов прав, убедил он себя: мелюзгу не переловишь, все равно сразу новая набежит.

Город жил своей жизнью, как лес или река. Через запыленное, в потеках окно Зайцев увидел, как щипачок спрыгнул, не дожидаясь остановки. Обокраденная женщина все так же устало глядела перед собой.

Трамвай перенесло через стоячую вонь Обводного канала. Дома лепились все еще плотно, по‑городскому. Но за окнами все чаще мелькала зелень. В трамвае стало больше света. Зайцев прикинул: пора выгребать. Двинулся к выходу. Но внезапно повернул, цепляясь за петли, за поручни, тесня плечом пассажиров.

— А, это вы! А я смотрю, вы или не вы, — дружелюбно обратился он к обокраденной. — Тетка глянула подозрительно. А Зайцев уже нырнул рукой за борт пиджака. — Я же вам два целковых был должен. Ну так вот.

И быстро сунул ей в руку мятые бумажки. Она спорить не стала. А глаза чуть блеснули. Зайцев мысленно ухмыльнулся. Пусть думает, что повезло, дурак какой‑то перепутал. А потом, обнаружив, что кошелек фукнули, сможет вздохнуть философски и даже поделиться вечером с соседками на кухне: вот ведь день, и не знаешь, где прибыло, где убыло.

И соскочил с трамвая.

Голову овевал совершенно деревенский воздух. Валялась подсолнечная шелуха — лузгать семки было любимой радостью местных обитателей. Водка и пиво, конечно, тоже, но и семки — здесь уже почти была деревня. Сквозь мостовую пробивалась трава. Ботинки сразу же припудрило мягкой пылью. В просвет за серым забором белело развешенное белье. Высоко поднимала лапы курица. От деревьев дышало свежестью. Как только треньканье трамвая удалилось совсем, Зайцев услышал в тишине пение жаворонка.

Среди деревянных домишек здание Ветеринарного института казалось случайным, неуместно городским, как шкаф, который выгрузили приехавшие на лето дачники.

Мощное, высокое, добротное. Ложноклассическая осанка махины говорила об академической родословной, которая уводила в царские времена, когда институт был учрежден.

Зайцев быстро нашел главный вход.

Милиция, уж конечно, нечасто навещала этот институт. Но визит сотрудника угрозыска не удивил, скорее озадачил. Зайцев иронически подумал: оттого что здешние пациенты не пожалуются. Вахтер торопливо набрал номер. «Да вы присядьте», — шепнул он Зайцеву, кладя трубку. Зайцев поднял ладонь, мол, ничего, все в порядке.

Вскоре на площадке высокой лестницы нарисовался юнец. Ассистент, лаборант. Или просто студиоз.

— Вы товарищ Зайцев? — переспросил он, хотя других товарищей рядом не наблюдалось. — Идемте за мной, я вас провожу к профессору Савченко.

Зайцев почему‑то приготовился к запаху животных и госпиталя. Псины и хлорки. Но пахло в коридорах лишь солнцем, мастикой и канцелярией. Профессор Савченко тоже был похож больше на чиновника, чем вивисектора.

— Так‑так‑так, — выслушал он. — Пряник, да. Выдающийся представитель породы. Исключительный результат исключительно грамотной селекции. А что случилось?

— Вот это мы и выясняем, — пожал плечами Зайцев. — А что, это обычная процедура? Я имею в виду: лошадь сразу же отвезли сюда…

— Необычная, конечно! — всплеснул руками Савченко и тут же сцепил их замком на животе, придав себе вид лектора.

«Вот как?» — хотел сказать Зайцев. Но понукать профессора не требовалось — лекция уже началась.

— Обычно мы принимаем трупы, если есть подозрения. Если лошадь пала. Была больна и заболевание ее может быть инфекционным. Знаете, в условиях города и городского извоза любой случай инфекции…

— Так Пряник был болен? — перебил Зайцев.

— Здоров. — Глаза профессора Савченко блеснули. Он почувствовал внутри толчок шутки. — Здоров, так сказать, как конь!

Шутка была рассчитана на студенческую аудиторию, и Зайцев пропустил ее мимо ушей. Он немного подался вперед.

— Что же тогда необычного?

— Не что — кто! Лошадь. Лошадь необычная! Исключительный экстерьер. Правильность сложения. Ровный нрав. Великолепный ход в упряжке и под седлом. Резвость. Исключительная резвость.

— Так это, товарищ Савченко, мне представляется, очевидные качества. Видные невооруженному глазу. Зачем же вскрывать лошадку?

— Это вы, дорогой мой, действительно не понимаете. Внешние, как вы говорите, качества есть сумма внутренних. Объема легких, размеров и веса сердца. Все важно: особенности кровеносной системы, состояние желудка и кишечника. Обмеры костей. Состояние суставов и связок. После смерти Пряник представляет собой сумму ценнейших сведений. Как для советского животноводства, для селекции орловской породы, так и для науки о лошадях как таковой.

Зайцев выпятил губу, покивал с уважением, мол, дела.

— А сумма сведений эта… Что же, можно мне с ней ознакомиться?

— А вам‑то зачем? — простодушно удивился профессор.

Зайцев вполне его понял. Он не знал, чего ищет, что думает найти. Пожал плечами:

— Работа такая. Интересоваться.

— Господи, если это как‑то в чем‑то вам поможет… Ради бога, молодой человек, ради бога. — Он высунулся в коридор. Остановил кого‑то, перекинулся словами. «Товарищ из милиции интересуется» и «Кольцов проводил вскрытие?» — донеслось до Зайцева. Обернулся в кабинет: — Вот, пожалуйста, вас проводят.

Опять светлые канцелярские коридоры. Солнечная пыль, гул шагов и запах мастики.

Зайцев бессчетное количество раз бывал в морге. И пока шел за сероватым халатом по коридорам и лестницам, представлял себе железный стол на колесиках, плоскую огромную тушу с четырьмя твердыми копытами на странно тонких сухих ногах. Но ошибся.

Товарищ Кольцов за своим письменным столом тоже больше напоминал чиновника.