Паутина - Пол Дж. Макоули Страница 83

С момента нашей последней встречи в самолете она успела отутюжить свой костюм. Шапочка черных волос выглядела отполированной. Лицо было безупречно белым, словно у монахини.

— Все, что вы вытворяете, ухудшает ваше же положение, и я надеюсь, что вам хватит ума остановиться, прежде чем вы еще больше испортите ситуацию, — заметила она.

— А что делаете здесь вы, детектив Дэвис? Предлагаете от имени правительства цену за то, что украл Барри Дин? Он замешан как минимум в трех убийствах. Каково на душе, когда помогаешь такому типу извлекать прибыль из его преступлений?

— Мое личное мнение никакого значения не имеет. Я здесь, чтобы выполнить порученное мне дело, насколько позволяют мои способности.

— Где вы живете, детектив?

— Что вы имеете в виду?

— Какое место вы считаете домом? Где вы паркуетесь по вечерам? Где ваш маленький частный мирок?

— В Шепардс-Буш, если вам нужно знать. Я не…

— У нас есть кое-что общее. Я, знаете ли, сам родом оттуда. Там меня растила моя бабушка. Бабушка Си, Сесилия. Не могу вас представить на одной из викторианских кирпичных террас или в одном из тех уютных коттеджей, которые так любят администраторы Би-би-си, и уж тем более не могу представить вас живущей в муниципальной квартире. Так что остается нечто современное. Квартира в жилом доме, в который превратили одну из милых старых пивных, или нечто из нынешней программы жилищного строительства. Догадываюсь, что последнее, потому что, когда я впервые посетил вас в доках, вы чувствовали там себя как дома.

— Дэвид Варном был прав на ваш счет, — заметила Дэвис.

— В самом деле?

— Он сказал, что вы обидчивый маленький нахал с дурным чувством юмора, — натянуто произнесла она.

— Могу понять Дэйва Варнома. Он пропитан ненавистью. Вполне человеческое чувство. Но как насчет вас, детектив Дэвис? Помогите мне вас понять. Я пытаюсь найти какой-то проблеск человечности, какую-нибудь точку соприкосновения. На что похожа ваша квартира? Не могу ее себе представить. Обстановка из магазина «ИКЕА»? Сплошь выверенные линии и разумно распределенная площадь, сухие цветы в вазах, несколько мягких игрушек на постели? Или жестче: ретро модерн; стерильно-стальная кухня, пол из чистого неопрена со вделанными в него мертвыми листьями? Ибо, откровенно говоря, все, что я вижу, — это пустая оболочка, как ее оставили строители. Вы входите к себе вечером, делаете два шага вперед, заводите внутренний будильник и отключаетесь до утра.

— Если вы пытаетесь оскорбить меня, зря стараетесь.

— Я пытаюсь найти живого человека в безликом функционере, мисс Дэвис. Ибо мы столь же люди, сколь и полицейские. Мы можем идти на компромиссы. Мы не связаны мертвыми правилами. Мы не ограничены параметрами, внедренными в наше программное обеспечение.

— У меня есть задание, — сухо произнесла Дэвис. — Мои личные симпатии и антипатии к нему не относятся, так что не думаю, что вы способны уколоть мою совесть и побудить меня изменить позицию. Может, вы когда-то и были переговорщиком, но, если вас интересует мое мнение, давно не упражнялись.

— Что ж, нельзя сказать, что я не пытался, — вздохнул я и встал. Грубая ткань пиджака натирала мне запястья и загривок. — Будем придерживаться фактов, касающихся вашего задания. А оно, как я понимаю, состоит в том, чтобы заплатить Барри Дину за похищенное при убийстве Софи Бут.

Дэвис пригубила свою минеральную воду.

— Жесткие диски и пульт дистанционного управления, да? И никаких угрызений совести из-за того, что вы помогаете убийце нажиться на его преступлении?

— Главное — возврат объектов, угрожающих национальной безопасности.

— Энтони Бут не пошел вам навстречу, не так ли? Он не даст вам копию программы, потому что для него закрыть дыру равносильно убийству его кибернетического детища.

Дэвис провела большим пальцем по ободку бокала, стирая пятно губной помады, которое там оставила.

— Желание мистера Бута никого не интересует. Он отстал от жизни.

— Не знаю… Не знаю… Полиция не сможет долго продержать Наццаро. Могу я вас спросить, детектив, вы уже договорились с Барри Дином?

— Это вас не касается.

— Кто-то должен помогать вам, потому что у вас здесь не больше власти, чем у меня.

— Это тоже вас не касается.

— Я не так-то много смыслю в политике, но знаю, что у Британии официально нет дипломатических отношений с Кубой из-за информационной войны. Так что вы либо работаете под прикрытием на МИ6, либо чье-то правительство помогает нашему. Не могу не заметить, например, что этот отель расположен очень близко к посольству США.

— Мне жаль, что вы так и не перешли к сути дела, потому что ваше время истекло. — Дэвис сказала это, даже не взглянув на часы.

— Меня не интересует то, что украли у Энтони Бута. Меня не волнует скандал, к которому приведет огласка сведений о дыре в системе «красной линии». Как и Дэмиен Наццаро, я хочу добраться до Барри Дина. Но я не собираюсь убивать его, а хочу лишь доставить обратно в Британию, чтобы он предстал перед судом за убийство Софи Бут. Вы должны помнить Софи Бут. Она была племянницей Энтони Бута. Барри Дин заказал ее убийство. Думаю, он должен ответить за это.

— На карту поставлено куда больше, чем дело об убийстве, но я не вправе ожидать, что вы это поймете.

— Видите ли, меня не волнует политическая сторона вопроса и судьба АРЭСН. Я хочу одного — добиться, чтобы Барри Дин ответил за то, что совершил, а не извлекал из этого прибыль. В какой-то момент вам понадобится проверить, что Барри Дин продает именно то, за чем вы явились. Понадобится, чтобы он продемонстрировал технические возможности своего товара. Все, о чем я прошу, это дать мне знать, когда и где это произойдет. Я выступлю сразу же после передачи товара. Если мое предложение кажется вам неразумным, не думаю, что нам есть о чем разговаривать.

Детектив Дэвис встала.

— Впервые я с вами согласна, — произнесла она. — Я хочу, чтобы вы держались подальше от меня и от сеньора Иснаги. Вы действительно понятия не имеете о том, что здесь происходит.

Я вернулся в вестибюль, сел на мраморную скамью и стал наблюдать за лифтами сквозь буйную тропическую растительность. Чуть погодя я купил пузырек аспирина и, немного повозившись с крышечкой, предусматривавшей защиту от детей, проглотил несколько таблеток. Боль в руке не уменьшилась сразу, но постепенно отступила. Я съел сни-керс и выкурил четыре сигареты, вмяв каждый окурок в серый песок в цветочном горшке. Кондиционеры настолько охладили гигантский хорошо освещенный вестибюль, что в нем стало зябко, как в гробнице. Я дрожал в своей сырой мятой рубашке с коротким рукавом и влажных ботинках. Я был полупьян, смертельно устал и чувствовал, как рушатся надежды и наползает волна страха. Служащие отеля в лиловой униформе и плоских шляпах без полей толкали по мраморному полу дребезжащие поезда багажных тележек. Группа из сорока или пятидесяти седых туристов в пастельной одежде и с беджами с шумом собралась, а затем упорхнула, точно стайка птиц. Оголтелые поклонники Элвиса в синих джинсах и клетчатых рубашках, в шелковых блузах и деловых костюмах, модных в 1940-х годах, в армейской униформе, в белых атласных комбинезонах, усыпанных стразами, и больших темных очках, тянулись в отель мелкими группами по два-три человека.