Маскарад лжецов - Карен Мейтленд Страница 74

Мы молча возвращались в часовню. Родриго нес тело один, не позволяя нам с Сигнусом помочь. Под тяжестью окоченевшего трупа его шатало, но Родриго, словно грешник, согбенный под бременем заслуженной кары, упрямо тащился вперед. Над городскими домами за нашей спиной завис кроваво-красный диск закатного солнца.

Нас встретил Осмонд с фонарем в руке и вопросами на устах. Не ответив ни слова, Родриго вошел в часовню и аккуратно опустил завернутое тело на помост, где несколько часов назад Адела дала жизнь своему сыну. Единственный взгляд на наши лица удержал Осмонда от дальнейших слов. Молчал даже Зофиил.

Нас бил озноб. Осмонд уговорил меня и Сигнуса спуститься в крипту и немного поесть. Только Наригорм с жадностью набросилась на свою порцию и от добавки не отказалась. Родриго пил — слишком много на пустой желудок, — но никто не посмел его остановить.

Адела сидела рядом с жаровней, ее остриженные волосы были вновь спрятаны под покрывалом. Она укачивала малыша, который жалобно хныкал и строил рожицы. Адела уже могла сидеть, но по-прежнему выглядела слабой и изможденной. В лице молодой женщины словно проступил лик старухи. Было видно, что малейшее движение причиняет ей боль, которую Адела мужественно пыталась скрыть. Она с жалостью поглядывала на Родриго, ища слова утешения, но не осмеливалась их произнести.

Мы не стали рассказывать о новостях, пришедших из Йелдона. Судья прав, пора уносить ноги, пока целы. Если бы о чуме прослышал Зофиил, нам пришлось бы покинуть часовню засветло, но Родриго никогда не согласился бы бросить труп Жофре. Мне не хотелось вносить в компанию раздор. Кроме того, мы не могли двигаться в путь из-за Аделы. Да и как сказать ей, что вопреки нашим чаяниям мороз не остановил чуму?

Мы долго не могли найти в себе силы подняться в часовню. Внизу остались Адела с Наригорм и младенцем. Сигнус принес воды, зажег несколько свечей. Не имело смысла и дальше скрывать наше присутствие от чужих. Родриго нежно, словно боялся причинить Жофре боль, развернул тело. Осмонд вскрикнул и кинулся к двери. Он едва успел открыть ее, как его желудок изверг только что съеденный скудный ужин. Даже мне стоило больших усилий удержаться от рвоты.

Зофиил стоял поодаль. На лице фокусника застыло непроницаемое выражение, но костяшки пальцев, сжимавшие рукоятку ножа за поясом, побелели.

Втроем с Сигнусом и Родриго мы омыли труп. Разглядывать зияющие раны ниже пояса и на горле нам не хватило духу, поэтому мы осторожно перевернули труп и занялись спиной. Засохшая кровь оттиралась с трудом, открывая взору синюшные отметины от зубов на белой, как воск, коже. Спину покрывали сплошные укусы, словно на беднягу раз за разом спускали собак, а Жофре убегал или пытался обороняться.

Наконец нам пришлось перевернуть труп на спину и снова увидеть то, на что не было сил смотреть. Родриго нежно вытер лицо Жофре, смыл кровь с волос, и вот они снова засияли в желтоватом неверном свете лучин. Громадный лиловый синяк на лице стал еще заметнее.

Внезапно Сигнус прервал молчание.

— Смотрите, какой ровный след! Это не волк! — Он показал туда, где кто-то отсек Жофре срамные части. — Края раны не рваные!

Родриго оттолкнул его и склонился над трупом, затем попросил Осмонда поднести свечу.

Тот нехотя исполнил просьбу. Осмонд отворачивался от трупа, свеча дрожала. Родриго нетерпеливо выхватил ее из рук Осмонда и поднес к ране на горле. Ее рваные края выдавали звериные зубы, но рану в паху нанесла человеческая рука, хотя рядом виднелись следы укусов — наверняка, собак привлек запах крови.

Родриго поднес свечу к телу, внимательно изучая каждый дюйм.

— Смотрите, синяки на руках. Кто-то крепко схватил его за плечи!

— Ты сам схватил его, когда уличил в воровстве вчерашним утром, или забыл? — подал голос Зофиил.

— Жофре не вор!

Родриго бросился к Зофиилу, опрокинув миску с покрасневшей от крови водой. Он схватил фокусника за горло, но Зофиил с не меньшим проворством выхватил нож и приставил к ребрам Родриго. Осмонду с трудом удалось разнять их.

— Это ты виноват! — хрипел Родриго. — Если бы ты не обвинил его в воровстве, он не убежал бы!

— Ты и сам не верил в то, что он чист, и Жофре об этом знал! Твое мнение значило для него гораздо больше, чем мое. Если кто и виноват в том, что он убежал... — Зофиил не закончил фразы.

Плечи Родриго поникли. Мне показалось, что сейчас и сам он рухнет на пол, но Родриго устоял. Он раскачивался из стороны в сторону, а руки обвисли, словно плети.

Тяжело дыша, Зофиил опустил нож.

— Я просто хотел сказать, что ты сам мог оставить синяки. Я тоже схватил его за плечи — может быть, на теле есть и мои отметины.

— Он прав, Родриго, — успокаивающе добавил Осмонд. — Эти синяки ничего не значат.

— А то, что ему отрезали срам, тоже ничего не значит? — взорвался Родриго. — Жофре убили! Кто-то замучил его до смерти, спустил на него собак и выбросил на съедение волку! Клянусь, я доберусь до того, кто это сделал!

Мне пришлось что есть силы вцепиться ему в руку.

— Послушай, Родриго, мы не хуже твоего понимаем, что Жофре убили, но тебе ни за что не отыскать убийц! Горожане не выдадут своих! Никто не станет нам помогать. Кто мы для них? Чужаки!

— Камлот прав, — вздохнул Осмонд. — Только наживешь неприятностей. Даже часовня теперь для нас не защита. Подумай об Аделе и младенце.

— Тебе не понять, — тихо промолвил Родриго в ответ.

Он приблизился к телу ученика и опустился на колени прямо в кровавую лужу. Затем Родриго возложил руку на грудь Жофре, низко склонил голову, сжал рукоять кинжала и промолвил:

— Giuro dinanzi a le tue ferite ti vendicero! [9]

Никто из нас не знал языка, но тон заставил нас вздрогнуть.

Мы снова завернули Жофре и зажгли свечи у изголовья и в ногах. Всю ночь Родриго бодрствовал рядом с телом. Осмонд остался внизу с Аделой, младенцем и Наригорм, остальные легли в часовне. Мы не выпускали из рук посохов и кинжалов — на случай, если горожане решат удостовериться, что убитый не восстал из мертвых и не собирается тревожить их ночной покой.

Прошлую ночь мы почти не ложились, но сон не приходил. Фигура Родриго возвышалась в смутном свете свечей. Словно распятый, он стоял на коленях перед образом Марии, широко раскинув руки. Родриго слегка покачивало, но рук он не опускал, словно исполнял епитимью или приносил священную клятву. Сигнус, скрестив ноги, сидел рядом с телом, склонив голову на плечо. Видно было, как бьется под рубашкой привязанное крыло. И вот раздался звук, который мы так страшились услышать. Снаружи завыл волк.

— Задуй свечи! — Зофиил вскочил на ноги, сжимая нож в руке, на сей раз даже не пытаясь скрыть свой ужас.

Он бросился к окну. В мерцающем свете казалось, что Жофре шевелится под покрывалом. Сигнус поднял голову и огляделся, но Родриго не сменил позы. Еще один протяжный вой. Казалось, в нем появилась новая нота — то был победный крик зверя, уже вкусившего человечьей крови и призывающего собратьев присоединиться к охоте.