Белое и черное - Сэйси Екомидзо Страница 54

— Так-так, — Тодороку снова повернулся к Канако. — Что же рассказал вам господин Судо?

— Сказал, что жена его с тем мужчиной в гостинице устроились, а он вокруг бродил да думал, что же теперь делать, и тут вдруг ему Мидзусима на глаза попался.

Ямакава наклонился к ней:

— То есть, Мидзусима тоже следил за госпожой Судо?

— Я сама сперва тоже так поняла, но Судо-сан сказал, что вроде по-другому было. Мидзусима вообще раньше них в Ёкогаму приехал, и альбом у него с собой был — похоже, рисовать он там собирался. Но ведь он у гостиницы бродил — не иначе, как госпожу приметил.

Киндаити Коскэ принялся задумчиво ворошить воронье гнездо на своей голове. Роль Мидзусимы Кодзо в этой истории становилась все более неясной.

— Госпожа Миямото! — подал он голос из своего угла. — А что, Мидзусима тогда заметил господина Судо?

— Я и про это не забыла спросить! Он считал, что нет. История-то для него самого неприятная приключилась, вот он сразу и спрятался. На глаза Мидзусиме попасться в такой ситуации — это ж еще больший позор! Так что он сразу в Токио уехал.

— Понятно.

Киндаити Коскэ удовлетворился объяснениями, и расспросы продолжил Тодороку.

— Что же было дальше?

— Ну я принялась господина Судо успокаивать, напомнила ему, что нетерпеливость ведет к беде, сказала, что все сперва хорошенько проверить нужно… На том мы с ним и расстались.

— Вы скрывали все это, чтобы не задеть репутации госпожи Судо?

— Да нет, не поэтому. — Тут Канако до корней волос залилась краской. — Если честно, я ведь сама на ухаживания Мидзусимы поддалась и в тот вечер как раз на свидание с ним шла.

Потрясенные слушатели уставились на Канако.

Губы Киндаити Коскэ невольно расползлись в улыбке. Канако это заметила:

— Нечему тут смеяться, сэнсэй!

— Нет-нет… Это я так, простите.

Пришла очередь краснеть Киндаити. Он смущенно опустил голову.

Тодороку бесстрастно продолжил:

— То есть вы уже давно поддерживали отношения с Мидзусимой?

— Ой нет, я в тот вечер первый раз к нему шла. Судо-сан меня в тот страшный час от дурного уберег, и муж меня тоже простил.

— Но ведь в тот вечер Мидзусима должен был быть в ресторане «Коёкан» на Тораномон? — уточнил сидящий сбоку Ямакава.

— Да, я это от Симуры слышала.

— Где вы договорились встретиться?

— В каком-то доме Тамура на Тораномон. Я пошла с подругой в театр — это все тоже Мидзусима придумал. Надоумил меня, чтоб я оттуда сбежала и к нему пришла на часочек, а подружка и не заметит ничего.

— И по пути вас перехватил муж госпожи Судо?

— Да, он для меня просто богом-спасителем оказался.

— Значит, в этот дом Тамура вы так и не пришли?

— Ну да, Судо-сан меня так задержал, что время уже вышло, а самое главное — у меня от того разговора так тяжко на душе стало, что я уже и идти туда не могла. Да вы сами представьте: только собралась хахаля себе завести, и прямо за минуту до того у тебя совершенно другой мужчина совета просит, мол, как поступать мужу, если у жены хахаль? Меня это напрочь сразило.

Тут уже даже Тодороку поперхнулся от смеха. Ямакава иронически ухмыльнулся. У Дзюнко увлажнились глаза.

— Так вы решили себе хахаля завести?

— А то! — К Канако вернулось присущее ей жизнелюбие, и теперь она отвечала совершенно непринужденно. — Коль уж о том речь зашла, мой-то — тот еще бабник! Вот я и решила: раз ты так, ну и я вот эдак! Правда, уж так обожглась, так обожглась…

— Так что, значит, Мидзусима все-таки исчезал из своего ресторана в Тамуру?

Беспокойство Ямакавы не было праздным. Если да, то получалось, что проверка алиби Мидзусимы проведена плохо.

— Нет. Я туда позвонила, сказала, что не приду. А он тоже перезванивал, потому как собирался прийти, когда я уже там буду… Вот ловкач, все предусмотрел!

Появился сыщик Миура:

— Господин старший инспектор! Пришел Окабэ Тайдзо, дядя Киёми. Говорит, ему надо вам кое-что сообщить. Это про письма.

— Про письма? — Киндаити и Тодороку переглянулись.

— А Химэно-кун еще здесь?

— Да. Вместе с Эномото.

— Что ж, господин старший инспектор, давайте с нашими собеседницами закончим, а Химэно-кун пусть подождет, пока мы Окабэ послушаем. Не зря же говорят — куй железо, пока горячо.

— Да, пожалуй. Ямакава-кун, у тебя еще есть здесь вопросы?

— Да нет, вроде все.

— Полагаю, я сказала все, что могла. — Канако церемонно поднялась со стула.

— Что ж, и вам, госпожа Судо, спасибо. Если что заметите, сообщите нам.

— Ах да, господин старший инспектор! Окабэ-сэнсэй с дамой. Это та самая, вчерашняя. — Сыщик Миура выразительно подмигнул одним глазом.

Тодороку и Ямакава удивленно обменялись взглядами.

— Ну давай, зови.

— Одну секунду, госпожа Миямото, — задержал Канако Киндаити. — Нет ли у вас каких-нибудь соображений, что могут означать слова «белое и черное»?

— «Белое и черное»? Да нет… Это про что?

— Ничего-ничего, это неважно.

Дзюнко вышла из мастерской вместе с Канако и при виде женщины, стоявшей возле Окабэ, невольно вытаращила глаза. Именно она вчера поджидала Окабэ в универмаге S в Икэбукуро. Дзюнко помнила, как сама разглядывала ее по-женски критично.

Сегодня Сираи Сумико была в японских одеждах и с хорошим макияжем. Вчера в памяти Дзюнко она запечатлелась серенькой мышкой, но теперь вовсе не выглядела такой.

— Проходите, Окабэ-сэнсэй.

Разговаривавший о чем-то с молодыми людьми Окабэ Тайдзо встал, и сразу же вместе с ним поднялась со стула Сумико. Избегая взгляда Дзюнко, она скользнула за штору, отделявшую мастерскую, и до слуха Дзюнко донеслось тихое: «Кто та женщина?»

Присутствие за спиной молодой невесты придавало Окабэ определенное чувство гордости. Обычно он не обращал особого внимания на одежду, за что ему часто доставалось от покойной супруги, но сегодня на нем был аккуратный саржевый костюм, а лицо тщательно выбрито. Вообще-то бриться по воскресеньям ему обычно бывало лень.

Войдя в мастерскую, он взглядом приветствовал всех присутствующих, никого конкретно не выделяя.

— Извините за неожиданное вторжение. Позвольте представить — Сираи Сумико, мы с ней помолвлены.

Чувствовалось, что сам он несколько смущен.

Сумико что-то неразборчиво пробормотала и вежливо склонила голову. Лицо ее пылало жаром (видимо потому, что она уже принадлежала Окабэ).