Белое и черное - Сэйси Екомидзо Страница 50

— Оо…

— Подожди, но газеты писали, что в ателье на втором этаже в спальне обнаружено пятно крови, и кровь эта той же группы, что у Желудя!

— А!

Кровь отхлынула от щек Киёми, в глазах затрепетал страх. Впрочем, не она одна изменилась в лице. Кэнсаку и Тамаки тоже окаменели.

— Замолчи, Сабу-тян! Прекрати свой ужасный детектив!

Тамаки не смогла удержаться от крика, а вот Киёми прекращать разговор не собиралась:

— Послушай, но если Судо-сан убили, то где же труп? Он-то куда исчез?

— Это тоже предусмотрено.

— Как?

Киёми хотелось докопаться до мелочей.

— Труп в этом озере.

Оп!

Тамаки одним прыжком очутилась рядом с Кэнсаку.

Было уже половина одиннадцатого. Солнце стояло высоко, и поверхность воды сверкала черно-синем глянцем, напоминая чешую сома. Желуди, когда-то закрывавшие чуть не половину озера, уже благополучно покоились на дне.

— Ладно, Сабу-тян, пусть Судо убили. Но почему труп в озере?

— Так он же господин Желудь, верно?

— Ну и что?

Сабухиро неожиданно для всех завел песню. Отбивая ладонями такт по своим толстым ляжкам, вздымавшимся землей словно две горы, он пропел песенку на стихи Аоки Масаеси:

— Желудь покатился,

Прямо в озеро свалился.

Вот беда!

Закончив исполнение, Сабухиро задрал нос, словно красуясь перед зрителями, и расхохотался во всю глотку, тряся пузом.

— Эно, говорил же я — это все мои выдумки!

Вся троица ошеломленно уставилась на него. Вдруг Тамаки пронзительно закричала:

— Ой, смотрите, Киндаити Коскэ идет!

По пологому склону к озеру спускался Киндаити Коскэ. Рядом, прихрамывая, шагал комендант Нэдзу. Следом за ними появились фигуры Дзюнко и Канако. Атмосфера странной напряженности окутывала эту компанию.

— А! Мама!.. — Тамаки почему-то испугалась. — Что же там стряслось?

— Разговаривают, а сами сюда показывают.

Кэнсаку тоже инстинктивно понизил голос.

Пришедшие остановились на склоне, пошептались о чем-то, показывая на озеро, а затем, ускорив шаг, направились к ребятам. Дзюнко сжимала в руке что-то, сильно похожее на конверт, и была необычайно взволнованна.

— Что же такое?

— Случилось что-то.

Кэнсаку и Тамаки обменялись взглядами, Сабухиро и Киёми молчаливо смотрели на взрослых.

— Ну доброе утро! — Киндаити Коскэ дружелюбно улыбался. — Что, пикничок здесь устроили?

— Киндаити-сэнсэй, что-то произошло?

— Минутку, минутку…

Он подошел к самому краю мыса, туда, где рос дуб, и принялся вглядываться в озеро. Вода в глубине сгущалась иссиня-черным и больше, чем на метр не просматривалась. У самой поверхности колыхались длинные нити спутанных водорослей, пугающе походившие на волосы женщины, моющей голову.

— Мам, мама, ну что стряслось?

— Я и сама толком не знаю. Пришла к Судо-сан, а там Киндаити-сэнсэй… Госпожа попросила, чтоб я тоже с ними пошла.

— Сэнсэй! — Тамаки подскочила к Киндаити. — Может, в этом озере труп мужа Дзюнко-тян?

— Тамаки!

Поспешный оклик Сабухиро запоздал.

— Тамаки-тян!

Голос Дзюнко суров.

— От кого ты это слышала? Что, кто-то говорит, будто в этом озере тело моего мужа?

В глазах Дзюнко огнем полыхала ярость.

Тамаки струхнула и ничего не ответила. Сабухиро изготовился броситься наутек.

— Тамаки-тян!

Дзюнко кричала уже надрывно, и Тамаки тоже приготовилась к бегству.

— Да нет, шутка это.

Кэнсаку успел взять себя в руки и встал между Дзюнко и девочкой.

— Шутка? Что именно — шутка?

— Понимаете, у вашего мужа прозвище — господин Желудь. Вот болван один и брякнул: раз Желудь, значит в озере. Ну знаете песенку — «Желудь покатился, прямо в озеро скатился. Вот беда!» Поэтому…

Кэнсаку прикусил язык. В глазах Дзюнко, пристально смотревшей ему в лицо, он заметил странный блеск.

— Эномото-сан!..

Дзюнко хотела было что-то спросить, но за нее это сделал Киндаити Коскэ.

— Эномото-кун, и кто же это сказал?

— Да не все ли равно, кто? Это ведь так, болтовня. Можете считать, что я, например. Простите, у вас что, нет больше никаких конкретных фактов, если вы так цепляетесь за обычную шутку?

— Эномото-сан, так значит, вот это ты мне подбросил? Ты сочинил эту анонимку?

— Что-о?

Изумленный Кэнсаку взял в руки конверт, который ткнула ему женщина. Он был адресован Судо Дзюнко. При виде четко выписанных по трафарету иероглифов Кэнсаку мгновенно изменился в лице:

— Можно прочесть?

— Можно, можно! Да тебе и читать не надо, сам ведь знаешь, что внутри. Только что доставили.

Холодный тон, слова застревают в горле.

Кэнсаку суетливо выдернул из конверта листок почтовой бумаги. Уже знакомый, вырезанный печатный шрифт. Текст совсем короткий.

Желудь покатился,

Прямо в озеро свалился.

Вот беда!