Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - Кейт Саммерскейл Страница 47

«Какой бы завесой тайны ни была покрыта вся эта история, — заключает он, — наше внимание поочередно переключается с ночной рубашки на нож».

Через несколько дней после возвращения в Лондон Джек Уичер и Долли Уильямсон уже расследовали другое убийство — еще один домашний кошмар, в котором также фигурируют ночная рубашка и нож. «Не успели мы пережить одно жестокосердное убийство, — писала газета „Глобал ньюс“, — как нам пришлось с горечью убедиться в том, что безнаказанность приводит к обычному результату: убийства происходят то тут, то там, повсеместно, так, словно страну внезапно охватила эпидемия». Нераскрытое убийство подобно заразе. Не сумев поймать одного убийцу, детектив спускает с поводка целую свору.

Во вторник, 31 июля, в один из домов Уолворта, района в южной части Лондона, расположенного между Кембервеллом и Темзой, был вызван наряд полиции. Дело в том, что вскоре после рассвета хозяин и один из жильцов услышали крики и глухой звук удара. Прибыв на место, полицейские обнаружили невысокого мертвенно-бледного юношу в ночной рубашке, склонившегося над трупами матери, двух братьев (одиннадцати и шести лет) и двадцатисемилетней женщины. На всех была ночная одежда. «Это все мать, — сказал юноша. — Она подкралась к кровати, на которой спали мы с братом, заколола его ножом и замахнулась, чтобы ударить меня. Защищаясь, я вырвал нож и убил ее. То есть если она действительно мертва». Единственного выжившего в этой бойне звали Уильям Янгмен. Услышав, что его арестуют по подозрению в убийстве, он вымолвил лишь: «Отлично».

Уичер и Уильямсон были выделены в помощь инспектору Данну с лэмбетского участка. В отличие от Фоли Данн хороший полицейский, а потому его назначили руководить расследованием. Следствие быстро установило, что Янгмен был помолвлен с молодой женщиной по имени Мэри Стритер и за шесть дней до ее смерти снял сто фунтов с ее полиса страхования жизни. Уичер обнаружил, что объявление об их бракосочетании уже было отпечатано и вывешено в приходской церкви. Выяснилось также, что за две недели до убийства Янгмен приобрел нож, которым оно и было совершено, — по его утверждению, для резки хлеба и сыра.

Между убийствами в доме на Роуд-Хилл и в Уолворте было кое-что общее: хладнокровие главных подозреваемых, исключительная жестокость по отношению к членам собственной семьи, намек на нервное расстройство. Но, по мнению «Таймс», еще больше было различий. Лондонское убийство отличается «отталкивающей однозначностью и ясностью», говорилось в газете, склонной усматривать в деньгах исключительный мотив, побудивший Янгмена столь жестоко расправиться со своими родными. «Общественное мнение, — продолжает „Таймс“, — не бродит в потемках и не терзается неопределенностью». Все ясно, никаких загадок нет, и единственное, что остается, — содрогнуться в ужасе перед содеянным. Ну а убийство в Уилтшире, напротив, дразнит тайной, и в его раскрытии усматривают интерес, личную заинтересованность множество английских семей, принадлежащих к среднему классу.

В том же духе высказалась и «Глобал ньюс»: в убийстве, совершенном в доме Кентов, имеется нечто такое, что «делает его совершенно исключительным по самой своей сути». В то же время газета указала на некую устрашающую общность между несколькими убийствами, совершенными в 1860 году, — все они практически не мотивированы: «Что сразу бросается в глаза, так это, с одной стороны, зверский характер преступления, а с другой — ничтожность мотива». Действительно, если говорить об убийствах на Роуд-Хилл и в Уолворте, то оба преступника кажутся несколько, хотя и не вполне, невменяемыми: их свирепость слабо согласуется с конечным результатом, каким бы он ни был. Но в то же время оба тщательно подготовлены, а следы столь же тщательно стерты. «Таким образом, либо это убийство в Уолворте вызвано вспышкой умопомешательства, либо остается признать, что по каннибальской жестокости ему нет равных в криминальной хронике человечества».

Всего через две недели после начала следствия Янгмен предстал перед судом в Олд-Бейли. «Выглядел он совершенно невозмутимым, — сообщает „Таймс“, — демонстрировал исключительное хладнокровие и выдержку… не выказывал ни малейшего волнения». Услышав вердикт присяжных — «виновен», — он заявил: «Я ни в чем не виноват», — отвернулся и решительно поднялся со скамьи подсудимых. Ссылки на невменяемость были отвергнуты, и Янгмена приговорили к смертной казни. Едва вернувшись в камеру, он потребовал принести ему ужин и поел с большим аппетитом. Пока он ожидал исполнения приговора, некая дама прислала ему в тюрьму религиозный трактат, выделив в нем места, относящиеся, по ее мнению, к данному делу. «Лучше бы она мне прислала чего-нибудь поесть, — заметил Янгмен. — Я бы не отказался от какой-нибудь дичи или куска маринованного мяса».

Участие Уичера в уолвортском деле осталось практически не замеченным прессой, продолжавшей негодовать по поводу его действий в Уилтшире. Огрызаться он мог только репликами в адрес корреспондентов, продолжавших заваливать письмами в Скотленд-Ярд; на публике же предпочитал хранить молчание.

За день до начала суда, 15 августа, над Янгменом, Уичер стал объектом резкой критики в парламенте. Сэр Джордж Бауэр, католик, один из ведущих парламентариев в палате общин, сетовал на низкий уровень работы английской полиции, избрав в качестве козла отпущения Уичера. «Недавнее следствие по делу об убийстве в доме на Роуд-Хилл, — заявил он, — стало ярким примером несостоятельности некоторых наших полицейских. Оно было поручено инспектору по имени Уичер. Основываясь на ничтожных уликах — собственно, на одном только факте исчезновения ночной рубашки, — он арестовал юную даму, живущую в доме, где было совершено преступление, и заверял судей, что для представления доказательств ее вины ему будет достаточно нескольких дней». Далее Бауэр обвинил Уичера в «совершенно непозволительной манере ведения следствия», напомнил, что «после всех его хвастливых заявлений о том, что-де, улики будут предъявлены, суд освободил обвиняемую из-под стражи». Министр внутренних дел предпринял вялую попытку защитить детектива, заявив, что «действия его были оправданны».

Общественное мнение, однако, было на стороне Бауэра.

«Мы считаем, что общее настроение может быть сформулировано следующим образом, — заявила „Фрум таймс“. — Офицер полиции, способный бездумно выдвигать столь тяжкое обвинение — обвинение в предумышленном убийстве, — а также давать обещание сделать то, чего он заведомо сделать не может, неизбежно вызывает недоверие».

«Версия Уичера не смогла пролить хоть какой-то свет на эту леденящую кровь тайну», — говорилось в газете «Ньюкасл дейли кроникл».

«Следует искать новые нити, дабы правосудие оказалось способным выбраться из этого лабиринта» — так прозвучал вердикт газеты «Морнинг стар», одновременно весьма скептически высказавшейся о «легкомысленных, в духе сплетен, совершенно бессодержательных показаниях школьницы», на которых Уичер строил всю свою версию.

«Бат кроникл» критически отозвалась о «сомнительных, на живую нитку сметанных рассуждениях, представленных в виде доказательства… Проделанный эксперимент отличается непозволительной жестокостью».

В статье, опубликованной в «Корнхилл мэгэзин», известный юрист сэр Джеймс Фитцджеймс утверждает, что цена действий, направленных на раскрытие убийства — вторжение полиции, нанесшее ущерб частной жизни людей, сделавшейся достоянием гласности, — бывает порою слишком высока: «Обстоятельства убийства, совершенного в доме Кентов, достойны пристального внимания, ибо могут служить прекрасной иллюстрацией того, насколько высока эта цена». Так как среди тех, кого можно было бы обвинить в неудаче следствия по делу об убийстве в доме на Роуд-Хилл, не нашлось более подходящей кандидатуры, чем Уичер, все упреки и достались ему. Каламбуря и играя на зловещих звуковых ассоциациях, связанных с именем детектива, «ученик Эдгара Аллана По» пишет в своей брошюре: «Констанс Кент признана невиновной, несмотря на все козни лондонских ведунов». [79]