Красная петля - Реджи Нейделсон Страница 44

– Насколько близко ты его знала?

– Говорю же, немного, совсем немного. При тебе познакомились, помнишь? И потом виделись время от времени.

– Где?

– Гае придется. Не помню. Может, в «Рауле» или еще в каком-то ресторане, а может, у Рикки. Мы же с тобой всех знали, верно? В смысле, были общительные. Почему ты спрашиваешь о Сиде? Перед тобой я. Ты пришел поговорить со мной. Нельзя же огорошивать меня странными вопросами и надеяться, что я не полюбопытствую, к чему бы это?

– Нельзя.

– Так в чем дело?

– Он умер.

– Господи. Жалость какая. От чего он умер? Не такой уж он старик.

– Его убили. Кто-то ударил его по голове железкой и сбросил в реку. Точно не знаю.

– В самом деле жаль. Мне он нравился.

– Сид нравился всем, насколько удалось выяснить.

– Тебя это настораживает? Почему бы людям не любить его? Может, такой он был приятный человек.

– А еще какой?

– Помешан на работе. Он считал, что если у тебя нет трех безупречных источников, на которые можно сослаться, сюжет давать нельзя. Витал в заоблачных высях, и многих это бесило, – сказала Лили, – Но, как я помню, он был не робкого десятка. Когда-то давно я повстречалась с ним в Советском Союзе, и он был на все готов ради правдивого репортажа. Но ведь за это не убивают. – Она посмотрела на меня. – Почему же его убили? – Она допила свое вино. – Ах, я почти забыла: ты живешь в мире, где людей принято убивать.

– И тебе это всегда претило, верно?

– Уж точно, – едко ответила она. – Хочу еще выпить.

Она встала, проследовала к стойке, и бармен наполнил ее бокал. На этот раз она расплатилась сама.

– Наверное, в твоем мире все по-другому и покойников там нет, – произнес я, когда Лили села. – Ты скорбишь о них на расстоянии, сидя перед телевизором. Нет бы сразу сказать, что не выносишь мою работу. Ты молчала и ненавидела то, что я делаю.

– Зачем ты нападаешь на меня?

– Ты первая.

– Не будь дурачком, Арти. Я нормально относилась к твоей работе.

– А кто хотел загнать меня в юридический колледж?

– Я думала, ты способный. Считаешь это высокомерием? Что ж, никогда не любила оружие. Ясно?

– Как Бэт?

– Скучает по тебе.

– Вот это ты зря.

– Ты ведь сам спросил. Пора уже повзрослеть, – заявила она. – Переступи через это. Я бросила тебя. Прости. Ты говоришь, что никогда не изменял, пока мы жили вместе, был чист, аки ангел? Я сделала то, что пришлось сделать, – ушла. Хочешь поговорить об этом – говори. Но не будь младенцем. Что за тупое мещанство, Арти? – Внезапно она разъярилась, я помнил, как это у нее бывает. Она никогда не лгала, не лукавила; между нами не было фальши или недомолвок, и для меня, уроженца «королевства кривых зеркал», это было поразительно.

– Может, скажешь, что у тебя на самом деле на душе? – спросил я.

– Только что сказала.

Двое в дальнем конце бара поглядели в нашу сторону и снова принялись за выпивку. Паренек за стойкой клевал носом над учебником по математике.

Лили по-прежнему злилась, я чувствовал жар, и мне до одури хотелось прикоснуться к ней, так что я буквально ловил себя за руки, и она знала это. Глаза ее горели, волосы причудливо пламенели в скупом свете.

Бледная, в замызганной блузке, в помятой юбке, Лили казалась жертвой катастрофы. Она выглядела старше, хрупкая, уязвимая, никогда не видел ее такой, даже представить не мог столь беззащитной. Она поправила прическу, запустив пальцы в волосы и зачесав их назад. Потянулась за моими сигаретами, нависла над столом, и ее блузка распахнулась. Не знаю, нарочно ли она так подстроила, но взору открылись ее груди.

– Знаешь, Арти, твоя беда в том, что ты слишком много хотел. И работником хорошим быть, и не пошатнуть моральные устои. А когда не удавалось, ты довольствовался ролью приятного парня, очаровашки, шарма-то тебе не занимать. Ты умел нравиться людям. Сонни Липперт говорил, что потому и взял тебя – ты мог очаровать подозреваемого, разговорить, разве не так? Знаешь, я уже порядком напилась, я тут несколько часов сижу, о тебе думаю, и сейчас мне больше всего хочется забраться под стол, прямо здесь. Да не бойся, ты ведь женат, ты теперь такой правильный, не надо грязи, верно, Арти?

По лицу Лили пробегали тени от машин. Она говорила чересчур быстро, слишком обозлилась. Это не имело значения; ее никогда не бывало «чересчур» для меня. Я подумал: надо выбираться отсюда.

Так мы и сидели, не знаю сколько времени. Наконец Лили произнесла:

– Я просто скучала по тебе.

И весь пар вышел. Она положила ладонь на мою руку.

– Давай поймаем такси, и я высажу тебя у дома, если этого ты хочешь.

– А ты?

– Я просто хотела переспать с тобой. – Она отвернулась, глядя в окно.

– Ты часто видишься с Толей?

– Когда могу. Я встречаюсь с ним, потому что Бэт его обожает, и, если честно, потому что с ним можно поговорить о тебе. – Лили взяла сумочку, долго рылась в ней, а когда подняла лицо, оно пылало. – Мне нравится говорить о тебе. Тут я совсем как школьница. К тому же он водит меня обедать в хорошие рестораны. Политика на моем уровне таких доходов не приносит, понимаешь?

– Я думал, ты вышла замуж за денежный мешок. Но, надо полагать, не взяла ни цента, когда ушла от него?

– Ну да, у меня тут старая квартира, я сдавала ее, потом вернула, а Толя покупает Бэт все, что ее душе угодно, так чего еще мне желать?

– Толя меня пугает, Лили. Он возомнил себя этаким русским олигархом, хочет скупать все больше и больше, все подряд. Как думаешь, он ни перед чем не остановится, чтобы получить желаемое?

– Толя-то? Да это актерство по большей части Ты рассуждаешь, как коп.

– Я и есть коп, – сказал я. – Помнишь ту вечеринку в Сохо, где ты танцевала с Сидом? На Кросби-стрит?

– Конечно, помню. Это у тебя память девичья. Мы уже были вместе, наш роман только начинался Кросби-стрит. Джек Сантьяго женился, кажется, в первый раз, ну или во второй, на художнице. Явилась куча народу, я привела тебя, ты захватил Толю а Маккей был шефом Сантьяго в «Таимо, тогда или раньше. Мы все это знали. Хороший ансамбль и водка, море водки. Я когда-то гуляла с Джеком, ты в курсе?

– Ну да.

– До тебя. До того, как мы встретились.

– А он был не слишком юн для тебя?

Я понятия не имел, сколько лет Лили, но явно за пятьдесят. Она не стеснялась ничего, кроме своего возраста. Я не знал почему, ведь мне всегда было плевать, сколько ей лет.

– Да пошел ты, – улыбнулась она. – Он был умен не по годам. Отчаянный малый, а со временем, думаю, ожесточился. Он так кичился своими свершениями, а тут еще бедный Сид, влюбленный в него и желающий сделать Джека величайшим репортером всех времен. Потом Сид понял, что у Джека свой путь. Джек мог предать кого угодно.