Последние ритуалы - Ирса Сигурдардоттир Страница 40

ОСТАВАЙСЯ НИГДЕ,

ПОКА НЕ ПОЛЮБИШЬ МЕНЯ.

Я ПРОШУ ОДИНА

И ВСЕХ ТЕХ,

КТО МОЖЕТ ЧИТАТЬ

ЖЕНСКИЕ РУНЫ,

ЧТОБЫ В ЭТОМ МИРЕ

ТЕБЕ НЕ БЫЛО ПОКОЯ И

БЛАГОДЕНСТВИЯ,

ПОКА НЕ ПОЛЮБИШЬ МЕНЯ

ВСЕМ СЕРДЦЕМ.

А ПОТОМ ТВОИ КОСТИ СГОРЯТ ДОТЛА,

ТВОЯ ПЛОТЬ СГОРИТ И ПОДАВНО.

ПУСТЬ ТЕБЯ ПОСТИГНЕТ НЕСЧАСТЬЕ,

ПОКА ТЫ НЕ ПОЛЮБИШЬ МЕНЯ,

ПУСТЬ ТВОИ НОГИ ОКОЧЕНЕЮТ,

ПУСТЬ ТЫ НИКОГДА НЕ ЗАСЛУЖИШЬ ПОЧЕСТЕЙ

ИЛИ СЧАСТЬЯ.

ПОЛЫХАЙ ОГНЕМ,

ПУСТЬ ТВОИ ВОЛОСЫ СТАНУТ ПЕПЛОМ,

ПУСТЬ ТВОЯ ОДЕЖДА СТАНЕТ ПРАХОМ,

ЕСЛИ ТЫ САМА НЕ ПОЖЕЛАЕШЬ МЕНЯ.

Дико было читать это макабрическое стихотворение.

— К сожалению, я его не знаю. Кто это сочинил?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил Маттиас. — Подлинник еще жутче, потому что написан на коже — на телячьей коже. Только безумец способен измыслить такое и отправить матери усопшего.

— Только матери? К отцу оно не имеет отношения?

— Там была еще короткая приписка на немецком. Я не записал, но приблизительно помню.

— И что там?

— Что-то вроде: «Мама, я надеюсь, тебе понравились стихи и подарок. Твой сын Гарри». Слово «сын» дважды подчеркнуто.

Тора оторвалась от страницы и посмотрела на Маттиаса.

— Подарок? С письмом был подарок?

— Родители Гаральда говорят, что нет, и я им верю. Когда они это получили, то чуть с ума не сошли. В таком состоянии не лгут.

— Почему оно подписано «Гарри»? У человека, который это написал, кончилась кровь?

— Нет, так Гаральда называл его брат. Это детское прозвище мало кто знал, и это еще одна причина, по которой письмо так подействовало на мать.

— Она с ним плохо обращалась? — Торе вспомнилась фотография одинокого маленького мальчика.

Маттиас ответил не сразу, тщательно подбирая слова. Он собирался говорить о частной жизни своих хозяев, которых, похоже, очень уважал, и для него было важно выразиться подобающим образом.

— Скорее она его избегала. Понимаешь, если бы их отношения были нормальными, она бы передала письмо исландской полиции. Оно ощутимо бьет по нервам. — Он сделал короткую паузу и внимательно посмотрел на Тору. — Она хочет с тобой поговорить. Как мать с матерью.

— Со мной?! — изумилась Тора. — Что ей от меня надо? Прощение за плохое отношение к собственному ребенку?

— Она не уточняла. Сказала только, что желала бы с тобой поговорить, но не сейчас. Ей нужно время, чтобы оправиться от шока.

Тора не ответила. Разумеется, если эта женщина будет настаивать, Тора с ней поговорит, но утешать того, кто плохо обращался с ребенком, — нет уж, извините.

— Я не вижу в письме мотива для убийства, — сказала она, меняя тему.

— Я тоже, — мгновенно ответил Маттиас. — В инсценировке, что его якобы послал сам Гаральд, есть какая-то ненормальность, поэтому не исключено, что убийца — психопат.

Тора уставилась на лист.

— А может быть, это намек, что мертвый Гаральд будет преследовать свою мать?

— Зачем? — резонно сказал Маттиас. — Кому нужно так ее мучить?

— Гаральду, разумеется. Если не считать того, что он мертв. Или его умершей сестре. Возможно, мать с ней тоже плохо обращалась.

— Нет, — ответил Маттиас. — С ней плохо не обращались, я могу это засвидетельствовать. Она была светом родительских очей.

— Тогда кто? — Тора запуталась.

— Точно не Хюги. Если только у него не было сообщника.

— Жаль, что утром мы ничего не знали о крови на одежде Хюги. — Тора посмотрела на часы. — Хорошо бы у него самого спросить. Может быть, мне разрешат поговорить с ним по телефону.

Она позвонила в справочную, узнала телефон тюрьмы. Тора напомнила дежурному охраннику, что она представитель защиты и утром встречалась с арестованным. Ей разрешили с ним поговорить, но коротко. Несколько минут нетерпеливого ожидания под аккорды бетховенского «К Элизе», и вот запыхавшийся Хюги у телефона:

— Алло.

— Привет, это Тора Гудмундсдоттир. Я тебя надолго не задержу. Мы забыли спросить насчет крови Гаральда на твоей одежде. Можешь объяснить?

— Это сраное дерьмо! — застонал Хюги. — Полиция меня об этом спрашивала. Понятия не имею, про какую окровавленную футболку они говорят, а про свою одежду я уже объяснял: кровь на ней появилась раньше.

— Как?

— На тусовке в Скерьяфьордюр мы с Гаральдом пошли в туалет, нюхнуть. У него сильно пошла носом кровь, и брызнуло на меня. Туалет крошечный.

— Разве нельзя это подтвердить? Неужели никто не помнит, как ты вышел из туалета, залитый кровью?

— Я же не по уши был ею залит, вот никто и не заметил. Глазки-то у всех давно были в кучку.

«Черт!» — подумала Тора.

— А как окровавленная футболка попала в твой шкаф?

— Понятия не имею. — Он немного помолчал, а потом добавил: — Я не убивал Гаральда и не вытирал кровь футболкой. Я даже не знаю, моя ли она, — мне ее не показывали. Скорее всего копы ее сами подбросили.

— Это серьезное обвинение, Хюги. Полиция такими вещами не занимается. Если ты говоришь правду, то это объясняется как-то по-другому.

Они закончили разговор, и Тора пересказала его Маттиасу.

— Что ж, половину Хюги объяснил, — сказал Маттиас. — Надо спросить остальных участников вечеринки, помнят ли они что-нибудь про кровь из носа.

— Да, — согласилась Тора, но подумала, что в этом будет больше мороки, чем пользы.

«Пинг-г!» — раздалось из компьютера. Тора с Маттиасом посмотрели на экран. В правом углу выскочило уведомление о новом письме. Тора схватила мышь и кликнула по иконке с конвертиком.

Это был е-мейл… от Мала.