Капля чужой вины - Геннадий Сорокин Страница 4

Во время учебы я твердо решил, что буду жить отдельно от родителей. В Омске я привык к независимости, к отсутствию диктата в быту. В школе я мог распоряжаться свободным временем по своему усмотрению, а в родительской квартире – нет. Я не мог привести в гости понравившуюся девушку и уединиться с ней на всю ночь или пригласить друзей выпить водки после работы или удачно выполненного задания.

Мои родители считали, что интимные отношения до брака – это разврат, я же был уверен, что пуританское воздержание и условности со штампом в паспорте – средневековый идиотизм. Нравится тебе ухаживать за женщиной три года, кто же не дает? Гуляй с ней по городу, дари цветочки, сочиняй стихи. Вольному – воля! Но если вас влечет друг к другу, и девушка ждет от тебя любви и ласки? Что делать? Соблюсти условности и рассказать ей о творчестве Бродского? Я бы рад рассказать, но толком не знаю, кто этот мужик. Вроде бы поэт, о котором сроду бы никто не знал, если бы его стихи цензура не запрещала.

Как-то мне, соблюдая правила конспирации, дали прочитать одно его стихотворение. Я был изумлен. В этом опусе не было ни матерных слов, ни проклятий в адрес советской власти, ни пошлых намеков. За что его запретили, для меня осталось загадкой.

Со спиртным та же история – одни условности и ограничения. Мать и отец, демонстрируя редкое единодушие, считали, что употреблять спиртные напитки можно только по праздникам. Полностью согласен, но что делать, если душа просит праздника, а в календаре его нет? Словом, жил бы я один, творил бы что хотел, а в родительской семье меня ожидали только условности и запреты.

Перед окончанием школы, во время стажировки, я объехал всех начальников райотделов и предложил свои услуги. Вкратце мое предложение выглядело так:

– Я буду служить вам лично и возглавляемому вами райотделу с преданностью цепного пса. Я буду работать сутками, не считаясь с личным временем. Мне ничего не надо взамен. Кроме отдельной жилплощади. Какой угодно, но отдельной.

Начальники РОВД вздыхали и с сожалением объясняли, что готовы взять меня хоть завтра, но жилье предоставить не могут, так как я прописан у родителей и в улучшении жилищных условий не нуждаюсь.

Последним я встретился с начальником Заводского РОВД Вьюгиным Сергеем Сергеевичем. Выслушав меня, он задал несколько профессиональных вопросов, проверяя, насколько я готов к самостоятельной работе и будет ли с меня толк в будущем.

– Ну что же, ты мне подходишь, – сказал Вьюгин. – С распределением вопрос я решу, с жильем помогу. В заводское общежитие пойдешь? Комната отдельная, удобства на этаже.

В этот миг мне показалось, что я ни о чем в последние годы так не мечтал, как о комнате в рабочем общежитии. Я начал сбивчиво благодарить Вьюгина, но он, коварно усмехнувшись, продолжил:

– У меня тоже будет условие. За отдельное жилье ты будешь обязан отработать в моем отделе пять лет. Если в течение этого срока тебе предложат пойти на повышение в другой орган милиции, ты откажешься. Откажешься, даже если на новом месте предоставят отдельную квартиру и досрочно повысят в звании. С ответом не спеши, подумай.

– Мне нечего думать. Я согласен.

– Тогда бери лист бумаги и пиши расписку.

Я взял авторучку, но Вьюгин остановил меня:

– Погоди, так дело не пойдет. Ручкой любой дурак написать сможет. Ты кровью расписку напиши, тогда я поверю, что ты – хозяин своему слову.

Честно говоря, я написал бы расписку хоть кровью, хоть кровавыми слезами. Отдельное жилье того стоило. На общих условиях точно такую же комнату мне предоставят лет через шесть-семь, а тут – сразу, в обмен на какую-то расписку… Но как писать кровью? Проткнуть палец иголкой и начать кровью выводить на бумаге расползающиеся буквы? Насколько одного прокола хватит? И еще вопрос: где эту самую иголку взять?

Я размышлял не более секунды:

– Сергей Сергеевич, я напишу расписку авторучкой, а подпись, если надо, поставлю кровью.