Четверо Благочестивых. Золотой жук - Эдгар Аллан По Страница 38

– Какого черта тут происходит? – с грохотом захлопнув за собой дверь, вскричал Лезерсон. – Да я вас арестую за этот наглый розыгрыш…

– Значит, вы догадались, что это я звонил… Недурно, – улыбнулся Леон Гонзалес.

Мужчина нервно сглотнул.

– Что вам нужно? Наверное, это касается той несчастной, которая сегодня сбежала из сумасшедшего дома… Я услышал об этом перед отъездом.

– И это говорит нам о том, что ваши люди дежурили и сегодня, – констатировал Леон. – Только они немного опоздали.

Лицо Лезерсона сделалось еще бледнее.

– Вы ее видели? – рявкнул он. – Представляю, что она вам обо мне наговорила…

Леон вынул из кармана обрывок грязной ткани и развернул его.

– Вам это знакомо? – спросил он. – Когда Марк Стэмфорд умер, это было на его пододеяльнике. Вы знали, что он нарисовал эти странные картинки.

Льюис Лезерсон не ответил.

– Сказать вам, что это? Это его настоящее завещание.

– Ложь! – хриплым голосом вскричал хозяин дома.

– Это его подлинное завещание, – твердо повторил Леон. – Эти три странных ромбовидных контура – грубые планы трех принадлежащих ему поместий. Дом – его особняк на южном берегу, а кружочки – это деньги.

Лезерсон изумленно разглядывал рисунок.

– Ни один суд не примет этой бессмыслицы, – наконец процедил он.

Леон белозубо улыбнулся.

– Так же, как обычных английских слов «all», «for», «Margaret» и в конце «Mark» («все», «для», «Маргариты», «Марк»)? Марк Стэмфорд был безграмотен, поэтому изобразил эти слова в виде предметов, названия которых напоминали ему звучание данных слов: шило («awl») – это «все» («all»), четверка («four») в виде четырех черточек – это «для» («for»), маргаритка («marguerite») – это «Маргарита», («Margaret»), и в конце подпись – собственное имя, Марк, в виде изображения следа ноги («mark»).

Огромным усилием воли Лезерсон сумел взять себя руки.

– Уважаемый, эта идея абсурдна… Он собственноручно написал свое завещание…

Леон, слушавший его, прищурив глаза и чуть опустив голову, не дал ему договорить.

– Он не умел писать! – напористо произнес Гонзалес. – Он мог рисовать картинки, но не смог бы написать и собственного имени. Если бы миссис Стэмфорд показали свидетельство о браке, она бы увидела, что вместо подписи он поставил крестик… Именно поэтому вы вставили в тот документ небольшой пункт насчет того, чтобы она не подписывала свидетельство, поэтому вы держали ее узницей в Харлоу – боялись, как бы она не провела собственное расследование.

И тут Лезерсон совершенно неожиданно метнулся к своему столу и рывком выдвинул один из ящиков. В следующий миг в руке его блеснул автоматический пистолет. Подбежав к двери, он распахнул ее и отчаянно закричал:

– Помогите… Убивают!

После этого развернулся к стоявшему неподвижно Гонзалесу, вскинул пистолет и нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало. На лице Леона не дрогнула ни одна черта.

– Я вынул патроны из обоймы, – ледяным голосом произнес он. – Столь искусно разыгранная вами трагедия превратилась в фарс. Мне позвонить в полицию или вы сами?

Люди из Скотленд-Ярда задержали Льюиса Лезерсона в Дувре ^[48], когда он садился в лодку.

– С доказательством завещания могут возникнуть трудности, – заметил Манфред, читая описание этих событий в газете, – но я не сомневаюсь, присяжные позаботятся о том, чтобы наш друг Льюис оказался в том месте, которого заслуживает…

Когда на допрос был вызван Леон (при этом Пуаккар, сидевший в зале рядом с Манфредом, шепотом описывал ему все происходящее с точки зрения психологии, которой давно и основательно увлекался), он удостоил суд следующим объяснением:

– Ребус подсказал мне, что он не умел писать… Тот факт, что завещание не обязывало миссис Стэмфорд выйти замуж за Льюиса, указал на то, что этот человек женат и любит свою жену. Остальное было до смешного просто.