Королева сыска - Галия Мавлютова Страница 38

Опершись одной рукой о железную столешницу, подобравшись к краю верстака, Виктор высунул голову, чтобы взглянуть, есть ли и где именно та ниша, в которой предположительно мог укрыться преступник. Потом размахнулся и запустил ящик с гвоздями под верстак — если там кто-то есть, то мимо ящик не должен пролететь.

Два выстрела подряд оглушили ангар, обе пули из-под стола ушли в стеллажи, разметая барахло с полок. И тут же с безумным воплем из своего укрытия выскочил человек. Беляков, ждавший его, уже положил свой «Макаров» на верстак, вцепился правой рукой в черные короткие волосы, рванул голову вверх, левой подхватил под подбородок и вдавил шею в край стола. Мелькнула рука с блеснувшим в ладони у черного рукава «кожанки» пистолетом. Палец снова нажал на курок. Пуля ушла в потолок. Отпустив волосы, Виктор захватил рукав черной куртки, и «вальтер» Тенгиза уставился стволом вверх. Саша, успевший на ходу подхватить длинный гаечный ключ, от души въехал железкой грузину по запястью. Тенгиз взвыл от боли. Выпавший «вальтер» звякнул о бетонный пол.

— Стреляешь, мудак чертов, — прошипел Саша и с размаху вогнал тупой носок тяжелого ботинка задержанному под дых.

— Отставить, — скомандовала Гюрза, отстраняя Сашу и присаживаясь на корточки рядом с Тенгизом, которого удерживал в захвате, крепко прижимая его шею к краю стола, Беляков.

Живой? Живой. Молодцы, ребята. Убийство — это та грань, за которой человек перестает быть нормальным. Что-то надламывается в нем. Что неизвестно. Но он непременно либо сопьется, съедет с катушек, либо превратится в полицейского из отдела по наркотикам — из весьма недурного фильма «Леон». Иного не дано.

Она наклонилась пониже к обездвиженному Тенгизу и присвистнула:

— Э, да он обдолбан по самую завязку! — За свою ментовскую жизнь она достаточно насмотрелась на такие зрачки и отсутствующие выражения лиц, чтобы еще сомневаться.

Тенгиз молча сопел и выглядел совершенно обессиленным.

— Сопротивление работникам милиции он уже схлопотал. А также покушение на убийство, — присел рядом на корточки Саша. — Куда его сейчас?

— Давай в «уазик»?

Гюрза поднялась. К ангару с недоразобранным «Фордом» подогнали обе машины, на которых приехали оперативники. В «уазик» загрузили Тенгиза, который казался совершенно бескостным.

— Наручники надел? — поинтересовалась Гюрза, когда Саша вернулся в ангар.

— Да можно было и дверцу не закрывать, — усмехнулся Саша. — Черный сдох совсем. У него последняя сила ушла в курок. Он теперь пару часов, не меньше, только и будет, что досматривать свои глюки.

— Ну, смотри, это тебе не бытовик, мужик серьезный.

— Был серьезный. Ну ладно, раз так, одного его оставлять не будем.

— Значит, вот что, — Гюрза закурила первую сигарету с тех пор, как они выехали на операцию. — Вези его, Саша, в отделение. В камеру, пускай отсыпается. Хотела покрутить его сразу, да какое там. К вечеру займусь. Приедешь, у ГИБДД выясни, кто хозяин «Форда», запиши номера. Не забудь, сразу свяжись с ним. Может, он уже поднял бучу: «Машину увели!» — но вряд ли. Небось и не заметил пока. Свяжешься с ним, и пусть летит сюда на всех парах, припугни, дескать, не поторопится, потом устанет возвращать свою красавицу.

Эту парочку мы привезем сами. Они нам тут будут показывать, где у них чего припрятано. Ты, Виктор, садись в «жигуль», дуй за понятыми. В гаражах найдешь кого-нибудь. Леша, где твой приятель из первого ангара? В «уазике», вместе с грузином? Доставай его оттуда, зачем он нам, что ему пришьешь. Веди его в первый сарай, покрути, попугай, может, и расколешь. Там еще кто-нибудь есть, перепиши данные, поговори. Может, выкатится чего-нибудь. Ну, а мы пока тут начнем оформлять все это дело. Ладно, разбежались…

3.12.99, ночь

-..Что случилось? — Он налил в бокал апельсиновый сок, передал ей. Они сидели в постели, проложив между собой и высокой кроватной спинкой пуховые подушки.

— Да так, по службе.

— Не хочешь рассказать?

Она покачала головой. Она не хотела даже, чтобы он почувствовал — у нее неприятности.

Лишнее это, ни к чему приносить с собой в дом служебные заботы, их бы отряхивать, как грязь с ботинок, у порога, да вот не получается. Не смогла скрыть своего беспокойства. Или у него такое поразительное чутье? Или он настолько хорошо изучил ее — за две встречи?

— Может быть, имеет смысл куда-нибудь съездить? Развеяться?

— О нет, — рассмеялась она. — Не надо забывать о возрасте. Не по двадцать лет, чтобы две ночи подряд не спать, куролесить.

Гюзель поставила бокал с недопитым соком на прикроватную тумбочку.

— Когда мне было двадцать, мне не на что было куролесить, — сказал Волков. — В двадцать лет я приехал в этот город без денег, с одной сменой белья. Жить было негде и не на что, но я был уверен, что в два счета покорю Северную столицу.

О, как я завидовал тогда почти всем без исключения, мне казалось, что я самый неустроенный в этом мире. И во мне кипела злость, если бы не она, мне бы ничего не добиться. Я поставил себе цель — завидовать должны мне мужики, а женщины — вздыхать по мне…

Он говорил, а она под звуки его голоса начала засыпать, и весь сегодняшний, длинный день проносился перед ее глазами ускоренными кадрами.

Кадры пошли медленнее, когда началась полоса неприятностей, словно внутренний враг задумал помучить засыпающий мозг. Снова появилась мастерская, по которой носится взбешенный хозяин «Форда».

Он только что примчался на автомобиле своего сослуживца и, увидев, как обошлись с его четырехколесным другом, очень расстроился, буквально впал в состояние аффекта. С трудом удалось заставить его опознавать снятые детали. Рядом с «Фордом» топтались понятые, доставленные Виктором из гаражей. Вид у всех встревоженный — ведь с их «железными друзьями» может случиться то же самое.

Распахнулась дверь ангара. Вбежал Саша. Сквозь незакрывшуюся дверь она видит сине-желтый «уазик».

По лицу опера Саши она понимает: произошло что-то поганое. Самое худшее!

По сбивчивому рассказу опера Саши легко восстановила картину. Остановились на перекрестке.

Зажегся «зеленый», поехали. Водитель Егорыч услышал, будто сзади хлопнула дверь. Оглянулись — пусто. Задержанного нет, сбежал, задняя дверца открыта. Они к обочине, выскочили, опер к прохожим по эту сторону. Не видели? Не видели. И вы не видели? Никто ничего не видел или не признается. Они в машину — и к ближайшим домам, по ближайшим дворам. Спрашивали всех без разбора: грузина не видели? Полчаса катались. Как сквозь землю провалился! Как от открыл дверь изнутри?!

Ее невозможно открыть, там ни ручек, ни замочных скважин, ничего. Как?! Как он очухался? Он же полудохлый был!

— Как?! — зловеще переспросила Гюрза. И объяснила — «как». Не стесняясь понятых и того, что женщине вроде бы не пристало употреблять непарламентских выражений… Но этот Саша и виновато понурившийся на пороге мастерской водитель Егорыч должны врезать себе в память навсегда этот случай, чтобы каждый раз, на каждой операции загорался в мозгу сигнальным фонарем, упреждая новые оплошности. И все остальные должны запомнить этот случай. Никогда нельзя считать себя умнее, хитрее и сильнее преступника. Особенно если имеешь дело с матерым волком.