Недетские игры - Максим Есаулов Страница 38

Поправляя одежду, Александра ушла. Паша стукнул кулаком по стене: ну что она с ним играет? Давно могли бы слинять втихаря, никто бы этого не заметил, и репутация бы не пострадала.

Когда он вошел в кабинет, Александра танцевала с Джексоном. Он крепко прижимал ее к себе, то и дело сползая одной рукой ниже талии, и безостановочно говорил, наклоняясь к самому уху.

Опять, наверное, хвалится, что его до сих пор в Кандагаре боятся, подумал Паша, мрачно прислоняясь к стене.

Лютый увивался возле Кожуриной:

– Татьяна Николаевна, я ведь правда по колесам стрелял. Честное офицерское слово!

– Гриша, вам рабочего дня, что ли, мало? Лучше пригласите даму танцевать.

Лютый щелкнул каблуками и слегка поклонился:

– Пше прошем, пани!

Они вышли на середину кабинета, потеснив другие парочки. Лютый не унимался:

– Все-таки сколько в вас обаяния, Татьяна Николаевна! Нежности, доброты… Наташа Ростова на первом балу!

– Вы бы лучше узнали, сколько по моим делам было расстрельных приговоров. Когда их еще приводили в исполнение.

– Ну, вы знаете, кожанка и «маузер» вам тоже к лицу.

– Вряд ли. Я руководствуюсь законом, а не революционной сознательностью.

– У меня к вам просьба, Татьяна Николаевна. Вот если вдруг меня посадят, можно я вам буду писать?

– Пишите. Мне многие клиенты пишут.

– А если не посадят, можно я позвоню?

– С часу до двух, по рабочему телефону.

– Это значит в тот момент, когда вы уходите на обед? Понял, не дурак!

– Что ж такой умный хлопчик в наших краях делает?

– Хотелось поближе узнать, шо ж таке москали?

– Это среди питерских?

– Но ведь питерские тоже москали. Только северные…

За столом в углу сидели Скрябин и Шилов.

– Что ты все на Кожурину косишься?

– Жаль мне ее, – Стас вздохнул. – Марку держит, а внутри… Несчастная одинокая баба.

– Она профи. Как и мы с тобой. Наверное, это наша общая участь.

– Есть идея по игровым автоматам.

– Ну?

– У нас же их любят грабить. Прошвырнусь по Гороховой, типа профилактический рейд. Скажу, что наводчик – из постоянных клиентов. И они радостно сольют мне всех игровых фанатов.

– Не факт.

– Сольют, куда денутся. Они все в группе риска.

– Ну предположим. А дальше?

– Одноглазого точно заложат, если он завсегдатай. Если не заложат администраторы – заложат игроки. Фигура приметная… Бл-лин, смотри, кто пожаловал!

На пороге кабинета, набычившись, стоял Арнаутов. В опущенной руке у него был букет. Растрепанный целлофан и яркие ленты свисали почти до пола.

– Уже где-то принял, – сказал Роман. – Наверное, для храбрости.

Музыка стихла – то ли песня закончилась, то ли кто-то выключил магнитофон. Под тяжелыми шагами Железного Дровосека заскрипел паркет. Держа букет, как олимпийский факел, он подошел к Кожуриной:

– Вот, поздравить хотел. Похоже, опоздал.

Кожурина взяла цветы:

– Спасибо, Коля. Устраивайся, угощайся…

– Ничего, я как-нибудь так.

Лютый очень ловко подскочил к столу, налил в пластмассовый стакан водки:

– Штрафную начальнику! – И пропел, возвращаясь от стола к Дровосеку: – На дружеской беседе…

Арнаутов посмотрел на него с сожалением:

– Дурак ты, Гриша!

– Так точно, ваше высокоблагородие! – Лютый опять щелкнул каблуками и поклонился, как делал это, когда приглашал на танец Кожурину.

– Она тебя сожрет с потрохами. И даже не поморщится.

– Бать, перестань! – вмешался Паша.

– А ты чего вякаешь? – Арнаутов развернулся к нему.

– Да ладно, ладно. Все путем. Иваныч, пошли покурим, – Лютый хотел дружески приобнять Арнаутова, но тот с такой силой оттолкнул его, что Лютый с трудом устоял на ногах.

К Арнаутову подскочили Юра Голицын, Паша, Джексон. Арнаутов посмотрел на них таким взглядом, как будто собирался подраться. И неожиданно сник, опустил голову, что-то неразборчиво пробормотал.

– Коля, завтра стыдно будет, – сказала Кожурина.

Арнаутов дал себя увести.

Говоря:

– Пойдем на воздух, покурим, – Голицын осторожно держал его за локоть, а Джексон и Паша молча шли сзади. У двери Паша остановился. Чувствуя его состояние, Кожурина поторопилась успокоить:

– Все нормально, Паша. Дело житейское. Поставь, пожалуйста, цветы.

– Хорошо, – Паша взял букет, начал его пристраивать среди других цветов, в банках и вазах стоящих на полу в углу кабинета.

У Шилова зазвонил сотовый телефон. Он ответил. Хмурясь, выслушал сообщение дежурного по городу. Чертыхнулся и пояснил Скрябину:

– Вояки хреновы! Замочили последнего беглеца. Расстрельная команда, мать их!

– Поедешь на место?

– Поеду.

– Я с тобой прокачусь.

– Оставайся, я Егорова возьму. Там делать нечего, только что посмотреть. Пока туда, пока обратно – до самого утра прокатаемся. Занимайся лучше Румыном.

Попрощавшись с Кожуриной, Шилов ушел. Скрябин, что-то вспомнив, побежал его догонять. Куда-то рассосались и все остальные.

Кожурина налила водки в пластмассовый стакан, встала у зеркала и поздравила сама себя:

– С днем рождения, Танюша! Счастья тебе. В личной жизни.

* * *

Паша проводил Александру до дома.

Она хотела развернуть его у подъезда, но он настоял, чтобы подняться наверх.

Они долго целовались около двери квартиры. Одной рукой Александра обнимала Пашу, в другой сжимала сумочку и ключи от квартиры. Паша был уверен, что она его все-таки пригласит. Но Александра, как-то очень умело все это прекратив, сказала, чтобы он уходил.

– Слушай, я не железный, – тяжело дыша, сказал Паша.

– Я тоже, но все слишком быстро, а я так не могу. Ты меня первым уважать не будешь.

– Ты еще скажи, что только после свадьбы.

– Дурак ты! Привык, что девчонки тебе сами на шею прыгают.

Паша опустил голову:

– Ну ладно, я пошел.

– Не грусти. Все будет хорошо.

– Угу…

Александра подождала, когда Паша сядет в лифт и уедет, и только после этого открыла дверь.

В квартире ее ждал тот, кого называли Румыном.