Зловещее наследство - Рут Ренделл Страница 38

«Если, по обычаю людей, я сражусь со зверями в Эфесе, что пользы мне, если мертвый не воскресает?»

Это была заупокойная служба. Почти середина службы.

«Давайте есть и нить, ибо завтра мы умрем…»

Когда он закрывал дверь, она чуть жалобно скрипнула. Теперь, когда викарий повернулся, ему стали видны за воротами катафалк и три автомобиля. Он пошел еще раз взглянуть на могилу Грейса. Пройдя мимо недавно вырытой ямы, куда этот самый последний гроб должны положить, он наконец уселся на деревянную скамью в тенистом углу. Было без четверти двенадцать. Еще полчаса, и ему нужно будет идти к своему автобусу. Вскоре он задремал.

Его разбудил слабый звук шагов. Он открыл глаза и увидел, что из церкви выносят гроб. Его держали четыре носильщика, но это был маленький гроб, детский или, возможно, маленькой женщины. На нем лежало несколько букетов и огромный венок из белых лилий.

Носильщиков сопровождала дюжина человек, процессию возглавляли мужчина и женщина, шедшие рука об руку. Они шли спиной к Арчери, в том числе и женщина, одетая в черные одежды, в большой черной шляпе, края которой закрывали ее лицо. Но он все равно узнал ее. Он узнал бы, даже если бы ослеп и оглох, по ее осанке и аромату духов.

Они не могли его видеть, понятия не имели, что за ними наблюдают, — эти люди, приехавшие хоронить Алису Флауэр.

Остальные сопровождающие были стары, наверное друзья Алисы, и одна женщина, по виду похожая на больничную медсестру. Они собрались вокруг могилы, и викарий начал говорить последние слова, с которыми предадут земле тело старой служанки. Примьеро наклонился и, довольно аккуратно взяв горсть земли, бросил ее в могилу. Его плечи вздрогнули, маленькая рука в черной перчатке протянулась и легла на его руку. Арчери почувствовал дикий удар ревности, перехватившей дыхание.

Священник прочел короткую молитву и перекрестил их. Потом Примьеро подошел к нему, они поговорили и пожали друг другу руки. Он взял жену за руку, и они медленно пошли к воротам, за которыми стояли машины. Все кончено.

Когда они исчезли из поля зрения, Арчери встал и подошел к засыпаемой могиле. Он почувствовал запах лилий еще за пять ярдов. К ним была прикреплена карточка с простой надписью: «От мистера и миссис Примьеро, с любовью».

— Добрый день, — сказал он могильщику.

— Добрый день, сэр. Приятный день. Было уже четверть первого.

Не зная, как часто ходят автобусы, Арчери заторопился к калитке. Когда он вышел из-под крон деревьев, он вдруг остановился. По песчаной дорожке к нему шагал Чарльз.

— Хорошо, что ты не пошел, — сказал Чарльз. — Там закрыто на ремонт. Мы подумали, что можем подъехать и подобрать тебя.

— Где машина?

— С другой стороны церкви.

Чета Примьеро к этому времени, должно быть, уже уехала. А Арчери хотелось сейчас быть в «Оливе и голубке», есть холодную говядину и салат. Он заставил себя посмотреть в сторону ворот. Примьеро все еще были там. Они разговаривали с медсестрой. У него в горле сразу пересохло.

— Давай срежем под деревьями, — настойчиво предложил он.

Они были уже в нескольких ярдах от Примьеро. Медсестра покачала головой и села в наемный лимузин. Примьеро повернулся, и его глаза наткнулись на Чарльза.

Сначала он стал белым, потом странно багровым. Чарльз продолжал идти ему навстречу, и тогда Примьеро тоже начал движение. Они сближались смешно и воинственно, словно два бандита в вестерне.

— Мистер Боуман, «Санди планет», верно?

Чарльз остановился и холодно сказал:

— Могу заверить вас, да.

Имоджин еще разговаривала с женщиной в машине. Теперь она вышла из авто, и машина тронулась. Они остались одни, четверо, в центре пятой самой красивой деревни Англии. Она смотрела на Арчери сначала в замешательстве, потом с теплотой, прикрытой неловкостью.

— Хэлло, я…

Примьеро схватил ее за руку:

— Узнаешь его? Имоджин, ты будешь нужна мне как свидетель.

Чарльз грубо сказал:

— Вы что?

— Чарльз! — резко остановил его Арчери.

— Вы отрицаете, что пробрались в мой дом под чужой фамилией?

— Роджер, Роджер… — Она все еще улыбалась, но ее улыбка стала жестче. — Разве ты не помнишь? Мы встретили мистера Арчери на танцах. А это — его сын. Он журналист, но использует псевдоним, вот и все. Они здесь в отпуске.

Чарльз, однако, твердо сказал:

— Боюсь, что это не совсем так, миссис Примьеро.

Она моргнула, ее ресницы затрепетали как крылья, а мягкий, но пристальный взгляд остановился на лице Арчери.

— Мы с отцом приехали сюда со специальной целью сбора некоторой информации. Вот что мы делали. Чтобы добиться этого, нам нужно было ваше доверие. Возможно, мы оказались не слишком разборчивы в средствах, но мы считали, что цель все оправдывает.

— Боюсь, я не поняла. — Ее глаза все еще не отрывались от лица Арчери, а он был не в состоянии отвести свои. Он знал, что его лицо выражает мольбу о прощении, опровержение утверждений Чарльза и муки любви. Однако не обязательно, что Имоджин должна прочесть на нем что-нибудь, кроме вины. — Я ничего не понимаю. Какую информацию?

— Я говорил вам… — начал Чарльз, но Примьеро прервал его:

— Раз вы настолько откровенны, то не будете возражать против визита в полицейский участок, и вы прямо сейчас выложите вашу «информацию» перед старшим инспектором.

— Нисколько, — Чарльз подчеркнуто растягивал слова, — если только это не придется на время моего ленча, и в любом случае у меня уже назначена встреча со старшим инспектором. Ровно в два. Я намереваюсь сообщить ему, мистер Примьеро, как вовремя для вас умерла ваша бабушка, как — о, я допускаю, совершенно юридически законно — вы сумели обмануть ваших сестер с их долей наследства и как вы спрятались в «Доме мира» однажды сентябрьским вечером шестнадцать лет назад.

— Вы с ума сошли! — вскричал Примьеро. Арчери обрел голос:

— Довольно, Чарльз.

Он услышал ее слова, произнесенные задавленным, бесплотным голосом:

— Это неправда! — и потом ужасно испуганно: — Это неправда, не так ли?

— Будь я проклят, если буду обсуждать такое на улице с этим брехуном! — взревел Примьеро.

— Конечно, это правда, — довольно спокойно подтвердил Чарльз.

— Все было честно, — вдруг сорвался Примьеро. Им всем, стоявшим на полуденном солнце, было жарко, но только на лице Примьеро выступила настоящая испарина, капли влаги на болезненно-желтоватой коже. — Какого черта! Это был вопрос закона, — бушевал он. — Во всяком случае, как это получилось, что я вас терплю? Кто вы?

Не отводя взгляда от Арчери, она взяла мужа за руку. Оживление оставило ее лицо, и она выглядела почти старой, — выцветшая блондинка, — что еще подчеркивалось черной одеждой. Став некрасивой, она вдруг впервые показалась Арчери досягаемой, хотя никогда не была столь далекой, как сейчас.