Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов Страница 36

— Разве?

— А ты по себе не чувствуешь? У вас что, зарплаты большие?

— Нет.

— Так о чем ты говоришь? Я на генеральской должности получаю пять тысяч рублей. А мой водитель — шесть.

— Да ты что? — Гольцов знал, что в России бывает всякое, но тут поразился. — Почему так?

— Водителей нанимает автобаза Минобороны, они гражданские. Никакой шофер не будет работать за меньшие деньги.

«Действительно, хороший шофер стоит больше генерала», — улыбнулся Георгий.

— В прошлом году ездили в Саратов на двадцать третье февраля, — продолжал Федор Иегумнов. — Так мы, армейские, выглядели самыми нищими. Остальные — из МЧС, налоговой полиции, МВД — в красивых костюмах, с мобильными телефонами, на новеньких иномарках. Ходили как господа. А мы, военные, жались в сторонке.

Они сидели в скромном кабинете генерала. У того отсутствовала не только приемная, но и комната отдыха. Неудивительно, что Иегумнов стал таким пессимистом.

Но в ходе разговора выяснилось, что все не так уж плохо. Закупается новое вооружение. Поднимается наука. Появляются в армии какие-то деньги. Не так быстро и много, как хотелось бы, но все же… Вот только зарплата не росла, поэтому, по мнению Федора, и в стране все так плохо.

Гольцов ловил момент, чтобы перевести разговор на пистолеты ГШ-188. Дело деликатное, в лоб нельзя. Наконец, когда речь зашла о перевооружении, Георгий поинтересовался:

— ПМ скоро в утиль сдадите? Я слышал, новые пистолеты будут?

— Какие? ГШ, что ли? Да нет, это долгая песня. Этого нет. — Иегумнов потер друг о друга большой и указательный пальцы правой руки. — Хотя стволы хорошие. Но, как всегда, армии достанется старье. А новенькое оружие идет за рубеж… Недавно партию в Югославию вывезли, под контролем фээсбэшников. Скоро повезут в Китай и Таджикистан. Все, разумеется, секретно, так что я тебе ничего не говорил.

Иегумнов, как истинный технарь, не любил напускать туман о государственной тайне. Если он знал человека и хорошо к нему относился, то и рассказывал откровенно.

— В Югославию? Зачем туда? — Гольцов старался не выдать волнения.

— Откуда я знаю? — Иегумнов развел руками. — Думаю, Югославия — перевалочная база. Туда удобно доставлять на бортах, которые к миротворцам летают.

— Тогда какая может быть секретность? Там же контролеров столько: таможня, пограничники, не только наши, но и иностранцы. Те же американцы. На Красной площади кричать будешь, и то меньше народу узнает, что ты пистолеты хочешь в Югославию увезти.

— Тут все продумано. Пистолеты запечатаны в цинках.

— С надписью — зеленый горошек? — Георгий недоверчиво улыбнулся.

— Нет, патроны 5,45. На цинках заводская маркировка. Их никто не вскрывает. И никто не удивляется: подразделение везет штатный боекомплект. Обычное дело. В аэропорту Приштина особист на глазах у пиндосов [2]загружает в машину цинки с пистолетами, говорит местному рафику: [3]спиши столько-то патронов. И все.

— Как же они в цинки попадают? — Глаза Гольцова чуть блеснули, выдавая интерес.

— Это отдельная история. Есть на оружейном заводе специальный цех. Секретность — будто ядерную бомбу делают. Что там творится, знают только единицы. А там, например, запечатывают в цинки пистолеты.

— Но ведь все пистолеты на строгом учете. Их же даже с завода нельзя взять так, чтобы никто не знал.

— Вот! — Иегумнов поднял указательный палец. — И это продумано. Пистолеты признаются бракованными и по акту уничтожаются в этом же цехе. Красивая схема. Я сам случайно узнал. Мы заказали партию для разведподразделений ВДВ. Уже приняли от завода, и тут звонит военпред и говорит: пистолеты бракованные. Я: как так? Начал разбираться. И тут мне все доходчиво объяснили. И даже попросили посодействовать: подписать акт уничтожения. А то, что пистолеты в Югославию переправляются, я сам догадался.

— А кто подходил к тебе?

— Бровастый такой, как же его фамилия?.. — Иегумнов наморщил лоб, пытаясь вспомнить.

— Ермаков? — повинуясь смутному порыву, подсказал Георгий.

— Точно, Ермаков!

Гольцов почувствовал себя старателем, натолкнувшимся на золотую жилу. Информация — самородок. А Ермаков — грабитель, у которого этот кусок золота, не предназначенный для чужих глаз, выпал из дырявого кармана.

Теперь с помощью самородка, ставшего уликой, можно если не линчевать адмирала-плохиша, то заставить говорить правду. Примерно так рассуждал Гольцов, полагая, что движется в правильном направлении.

…В это же самое время контр-адмирал Анатолий Ермаков сидел в плетеном кресле в зимнем саду квартиры генерал-майора Иннокентия Полуяхтова, уже не просто хорошего знакомого и покровителя, но и близкого друга.

Вокруг порхали огромные тропические бабочки, то и дело садясь на плечи и на головы.

— Хорошо, что они не гадят, как голуби, — заметил Ермаков, когда очередная летунья похлопала лиловыми крыльями-простынями возле его глаз и уселась на ухо.

— Даже если б и гадили, все равно бы были достойны восхищения, — назидательно ответил Полуяхтов, покачиваясь в кресле-качалке с кофейной чашкой в руках. — За красоту можно многое простить.

Бабочек генералу поставляли резидентуры службы внешней разведки. В Европе и США торговля бабочками — выгодный бизнес. Резиденты пересылали дипломатической почтой в Москву каталоги бабочек, и Полуяхтов с замиранием сердца выбирал обитательниц для своего зимнего сада.

Заказанных им красавиц привозили в виде маленьких личинок, упрятанных в горшочки. Проходило немного времени, они освобождались от мерзкой на вид оболочки и покидали тюрьмы-горшочки, чтобы скоротать недолгий век среди упрятанной в московской квартире флоры.

— А этих зачем держишь? — Ермаков кивнул на террариум, в котором на кактусе сидели три громадных таракана с черными спинами в форме щитов. — Они аппетит не портят?

— Это тропические тараканы, милейшие создания, — укоризненно произнес Полуяхтов. — Питаются только цветами.

— А если эти милейшие создания сбегут? Соседи же тебя убьют.

— Они не выживут в канализации. Это тараканья аристократия, привыкшая к тепличным условиям. Наши прусаки для них — чернь. Так что за их грозным видом скрываются тонкие души. Совсем как у людей.

Импровизированный зимний сад был разбит в самой большой комнате, которую расширили за счет кухни и лоджии. От стен-загородок остались только перегородки по пояс, использовавшиеся как столы. Собственно кухня занимала лишь небольшой угол, отвоеванный у горшков с пальмами.