Волк - Геннадий Якушин Страница 34

— Пока нет. Ну и нюх у вас, Волк, позавидуешь, — растягивая слова, выносит заключение Чернокнижник.

— Тогда я линяю. Я свое дело сделал, — заявляю я.

— Опять линяешь?! — взрывается Кабан.

— Я в свидетелях не хожу. Я не Ундол, со мной такие штучки не пройдут. Сам ляжешь. А твой процент с товара мне достанется, — сквозь зубы цежу я.

— Не психуй, Волк, и ты, Кабан, осади. Чего не бывает, — успокаивает нас Чернокнижник. — Но в этот раз, Волк, вам придется остаться. Мы не знаем этого заведения. Не знаем, как к нам отнесутся, если мы будем стричь здесь бобров, а вы в нем свой. Сову, хозяйку, лично знаете. С ее младшим братом в школе номер пятьдесят пять за одной партой сидели. Оркестр ваш здесь играет, вы поете и пляшете. Не так ли?

— Вы меня не поразите своей осведомленностью, — заявляю я. — Такую информацию обо мне вам любой пацан с нашего двора даст. Насчет заведения, то мне до фонаря было, какое. («Вот сволочь, всего час у него был, а он успел все вынюхать! Идиот! И вынюхивать не надо было. Кабан же все знает!» — ворчу я зло про себя.) А касательно того, как к вам отнесутся здесь, то на это я не подписывался.

— Волк! — со скрытым раздражением говорит Чернокнижник. — В заключение запомните! Верующий не может быть святее папы римского, а блатной — умнее Ивана. Вас хотели замочить, а я вас отстоял, и что в благодарность?

— Кто решил меня замочить? Он?! — хохочу я, указывая на Кабана. — Он же дебил!

Ледяная физиономия Кабана становится белой как снег, мертвые губы складываются в два завитка и трясутся, а рука опускается под стол. Там ее перехватывает Чернокнижник:

— Остановись, Кабан! Все дело испортим. У тебя и у Волка скоро достаточно будет времени, чтобы поквитаться.

Чернокнижник вновь обращается ко мне:

— И все-таки, Волк, вам и девочкам придется остаться.

Чернокнижник с Кабаном встают и пересаживаются за другой столик.

Наконец в чайной появляется Стопарик. Она выглядит получше девочек, которые пришли с англичанами. По крайней мере, лучше сложена. Я с интересом наблюдаю за ней. Ее юбка короче, чем у других, находящихся в зале молодых женщин. Она в обтяжку и с маленькими разрезами по бокам, что придает ей шарм. И при ходьбе Стопарик потрясающе эффектно вращает бедрами. Ее кофточка на груди во время ходьбы чуть расходится, обнажая кожу, гладкую и загорелую. Она подходит ко мне и спрашивает:

— Не пригласите ли девушку выпить?

— Присаживайся, — отвечаю я.

— Волк, тут дело пахнет керосином, — шепчет Лора. — Я чувствую это всеми фибрами души. Я уже поработала с этими уродами, — кивает она на иностранцев. — У меня в сумке приличная сумма. По-моему, нам в этой чайной больше делать нечего. Валим отсюда!

— Да, ты девушка в порядке. Надо отдать тебе должное, — язвлю я. — Играешь свою роль абсолютно натурально. Не будь у тебя патологической преданности Чернокнижнику, я бы тебе поверил.

— Непроходимый дурак ты! — восклицает вдруг она во весь голос. — Неужели ты не чувствуешь бабы?

«Сова, конечно, не позволит чужим здесь стричь бобров, — думаю я, игнорируя Стопарика. — А кто позволит? Что я сам перед собой душой кривлю. Я же специально подставляю Кабана и Чернокнижника под людей Совы. Но ведь правда, что я ни о чем таком не думал, когда направлял сюда англичан с девками. Не думал, но все вел к этому. А сейчас появилась опасность самому попасть в свою же ловушку».

Ко мне подходит метрдотель Гриша и просит подняться на второй этаж к директору. Кира Николаевна встречает меня поцелуем. Расспрашивает о работе на заводе, а затем, между прочим, интересуется людьми, пришедшими со мной. И особенно известным ей Кабаном и Чернокнижником, которого она не знает. Я ей честно говорю о том, что англичане принесли товар и валюту на продажу. И вру о желании Чернокнижника и Кабана купить все это. Я ее прошу выделить мне номер часа на полтора для осуществления сделки. Она соглашается и спрашивает о моем интересе в сделке. Я объясняю, что продавцы найдены мною и с двух сторон у меня будет не менее пятнадцати процентов. Кира Николаевна, как рентгеном, просвечивает меня своими выпуклыми глазами и отпускает.

Я возвращаюсь в зал и даю сигнал всем следовать за мной. Гриша ведет нас в самый конец коридора, открывает комнату за кухней и уходит. Я вхожу в номер. И первое, на что обращаю внимание, так это на застоявшийся уникальный букет запахов: смесь ванили, чеснока и квашеной капусты. Десять металлических односпальных кроватей с тощими матрасами и подушечками в ладонь стоят в комнате чуть ли не вплотную друг к другу. Посередине стол и четыре стула. Одно окно комнаты смотрит на крепкие рубленые дома под железными крышами рядом с сараями и огородами, беспорядочно раскинувшимися вплоть до Окружной железной дороги, а второе — на ряды бараков, тянущихся до студенческих общежитий. За мной в номер входят Джон со своими парнями, Стопарик, Кабан и Чернокнижник. Последний закрывает дверь на ключ и говорит:

— Волк, я подумал, что здесь нам будет тесновато, и велел девочкам англичан подождать в зале. — И делает шаг вперед. Рядом с ним становится Кабан. Миг, и они выдергивают из-за поясов пушки. Кабан направляет свой пистолет на англичан, а Чернокнижник — на меня. Я выхватываю из кармана нож-прыгунок, но не успеваю даже нажать кнопку, чтобы выкинуть лезвие, как Лора ногой выбивает его у меня из руки. Он отлетает к ногам Чернокнижника.

— Умница, Стопарик, — хвалит тот ее.

Лора подбирает нож, выпускает лезвие и становится за его спиной. Чернокнижник, держа меня на прицеле, мягко улыбаясь, обращается к англичанам:

— Джон и остальные, валюту на стол. — Иностранцы выкладывают деньги. — А теперь, Джон, свяжи руки своим корешам, — и бросает ему моток веревки. Тот послушно выполняет команду. Чернокнижник обращается к Кабану:

— Сейчас я буду разбираться с Волком. Будь особенно внимателен.

Он идет на меня и говорит:

— С вами, Волк, все просто. Прыгайте в постельку. — И указывает мне на одну из кроватей. Я ложусь на спину и настороженно слежу за каждым его движением. Прямое сопротивление ему сейчас равносильно самоубийству. А Чернокнижник не суетясь, берет подушку, кидает ее мне на грудь и продолжает:

— Через нее, когда стреляешь, звук не так слышен. — Его улыбка становится все шире, но он не стреляет. — Вы, Волк, ссучились и порешили своего крестного. Не мне вам объяснять, что за это полагается. — Он наслаждается эмоциями, отражающимися на моем лице. — Ловец попал в ловушку. И ничего теперь вы не можете сделать.

Он громко и злорадно хохочет. Его рука с пистолетом опускается к моей груди все ниже и ниже. Я вижу, как он медленно надавливает на спусковой крючок. Чернокнижник настоящий артист. Но в тот момент, когда мое отчаяние достигает предела, а безнадежность становится очевидной, он вдруг бездыханным падает на меня.

Я вскакиваю и вижу торчащий в спине Чернокнижника свой нож. Прислонившись к двери, бледная, испуганная и какая-то потерянная, стоит Лора с безвольно висящими руками. Пушка Чернокнижника уже у меня в руке и направлена на Кабана. Но меня опережает Джон. Он бьет по спине Кабана обеими ногами, и тот, выронив пистолет, летит кувырком через кровать. Однако тут же вскакивает на ноги, мощно отталкивается от пружинного матраса, как от батута, на взлете выдергивает из спины Чернокнижника нож, и, выбивая телом раму окна, вылетает на улицу. Я сую пистолет за пояс и выпрыгиваю вслед за ним. Но сколько я не мечусь вокруг чайной и сараев, нигде его не нахожу.