Возвращение блудной мумии - Ирина Волкова Страница 32

Два убийства и похищение мумии пришельца были на редкость подходящим поводом для того, чтобы забросить опостылевшую творческую деятельность по меньшей мере на неделю, а то и на две и временно переквалифицироваться в детектива-практика.

Бодро вскочив с постели, я первым делом подбежала к телефону и, набрав номер Пепе, поинтересовалась, как далеко он продвинулся в расследовании.

— В каком расследовании? — изумился инспектор. — Ты на часы смотрела? Сейчас же семь утра!

— Без двадцати восемь, — уточнила я.

— Это почти семь, — зевнул Тамайо. — В семь утра нормальные люди спят, а не занимаются расследованием.

— А вчера вечером? Вы с комиссаром Корралесом больше ничего интересного не выяснили? В Кейптаун не звонили?

— Какой Кейптаун! — снова зевнул Пепе. — Вчера было слишком поздно, а сегодня слишком рано, да и не станем мы звонить в Южную Африку. Вот если бы это был Лондон…

— А какая разница? — удивилась я.

— Родни Вэнс — англичанин, — пояснил инспектор. — При малейшем подозрении, что убийство связано с событиями, происходившими у него на родине, мы можем связаться с английской полицией и частично расследовать преступление на территории Англии. Вот если бы Кейптаун находился в Англии, а не в Африке, мы бы попросили английских коллег выяснить, с кем и о чем разговаривал Вэнс. Испания — это тебе не Соединенные Штаты. У полицейского управления бюджет более чем скудный. Мало ли с кем и когда Родни разговаривал! Думаешь, мы теперь станем трезвонить по всем континентам? Если мы начнем тратить кучу денег на звонки по всему миру из-за каждого английского утопленника, Испания вскоре пойдет ко дну.

— Все понятно, — вздохнула я. — А как у Примитиве идут дела с мумией?

— Пока никак.

— Как ты думаешь, он не станет возражать, если я поговорю с ограбленным старичком? Я еще ни разу в жизни не встречалась с владельцем инопланетной мумии.

— С чего ему вдруг возражать? Если хочешь, можешь сделать это даже сегодня. Только я бы на твоем месте не рисковал. Старик способен заболтать тебя до смерти.

— Ничего, если станет совсем невмоготу, я сбегу под каким-нибудь предлогом.

— Тогда подъезжай часам к десяти-одиннадцати в комиссариат полиции Ситжеса. Я договорюсь с Примитиве, и он подкинет тебя к Дидье. Этого старичка зовут Дидье Лермит. Он француз по происхождению, но свободно говорит по-испански.

— Спасибо, — сказала я. — Обязательно приеду.

— Ты что, уже терзаешь Пепе с утра пораньше? — ухмыльнулся Марио.

Увлекшись разговором с полицейским, я даже не заметила, как он вошел в комнату.

— Съездишь со мной в Ситжес? Я хочу навестить старичка, у которого украли мумию пришельца.

— А на работу за меня инопланетянин пойдет?

— Ой, извини, я забыла, что ты сегодня работаешь.

— Иногда после общения с тобой у меня возникает подозрение, что в русском языке вообще отсутствует слово “работа”, — заметил Эстевез.

— Меня это не удивляет. Если верить вашим газетам, любой русский, не принадлежащий к мафии, непременно является или проституткой, или агентом КГБ, — усмехнулась я.

Прикинув, что в Кейптауне должно быть уже около девяти утра, я подошла к телефону и набрала номер, по которому звонил Родни. Включившийся автоответчик произнес нечто совершенно неудобоваримое. Я решила, что это должен быть африкаанс — язык буров — своеобразная архаическая форма голландского наречия XVII века, принятая в Южной Африке в качестве официального государственного языка.

— Здравствуйте, — сказала я по-английски, услышав длинный гудок, после которого следовало оставить сообщение. — Меня зовут Ирина. Я подруга Родни Вэнса. Мне очень нужно поговорить с вами. Дело в том, что с Родни случилось несчастье. Я перезвоню вам сегодня вечером… В трубке послышался громкий щелчок.

— Что? С Родни случилось несчастье? Я вас правильно поняла? — раздался взволнованный женский голос. По-английски женщина говорила с непривычным для меня акцентом.

— К сожалению, — подтвердила я. — Простите, как вас зовут? Это вам Родни звонил на прошлой неделе в четверг?

— Что с ним?

— К несчастью, все обстоит довольно плохо. — Я попыталась смягчить удар.

— Кто вы такая? Откуда вы знаете, что он говорил со мной? Вы его любовница?

— Нет, уверяю вас. Всего лишь знакомая. У нас были чисто дружеские отношения…

— Он жив?

— К сожалению…

— Так жив он или нет? — нетерпеливо перебила меня женщина.

— Умер.

— Несчастный случай?

— Убийство.

— О, господи! — всхлипнула женщина. — Я прямо как чувствовала! Я же предупреждала его! — О чем вы его предупреждали?

— Ни о чем. Я ничего не знаю. Пожалуйста, больше не звоните мне. Оставьте меня в покое.

В трубке запищали короткие гудки.

Выждав несколько минут, я снова набрала тот же номер. На этот раз к телефону вообще никто не подошел. Даже автоответчик не включился.

Некоторое время я размышляла, как следует зазывать женщину бурского происхождения — буркой” или “бурячкой”. Слово “бурка” звучало как-то странновато, “бурячка” также вызывало Несколько сомнительные ассоциации. К сожалению, в книгах об англо-бурской войне, которые я витала, речь шла преимущественно о мужчинах, поэтому как называют женщин-буров, я не имела ни малейшего представления.

Не пожелавшая со мной разговаривать бурка-бурячка явно что-то знала. Скорее всего она была одной из кормящих любовниц Родни. Меня она, похоже, тоже приняла за любовницу, так что перезванивать было бесполезно. Во-первых, она ревнует, а во-вторых, чего-то боится. По телефону она мне уж точно ничего не скажет. Может, натравить на бурячку полицию? Но ведь Пепе четко и ясно объяснил, что Южная Африка — не Лондон, а у полицейского управления нет денег да дорогущие международные звонки.

А что, если?..

Со вздохом прогнав заманчивую мысль, я отправилась на кухню готовить завтрак.

Поскольку подбить Марио на совместное посещение старичка с мумией не удалось, до Ситжеса мне пришлось добираться на электричке.

В связи с будним днем народу было немного, и я удобно устроилась у окна со стороны моря. В вагоне, как всегда, негромко играла классическая музыка. Лично я бы предпочла какой-нибудь бодренький латиноамериканский мотивчик, но руководство железной дороги твердо решило придерживаться классики, причем весьма своеобразной классики.

После того, как однажды, собираясь лететь в Россию, я прокатилась на электричке до аэропорта под драматический аккомпанемент траурного марша Шопена, добираться до аэровокзала я стала исключительно на такси.

Итак, под потолком вагона нудно, навязчиво и пронзительно пиликали скрипочки, за окнами проносились жмущиеся друг к другу, как грязные перепуганные овечки, облезлые дома барселонских предместий, а я с неприличным любопытством разглядывала мужчину, сидящего лицом ко мне на скамейке с другой стороны вагона.