Порок - Илья Райх Страница 31

– Считаешь, что переиграл нас? Думаешь, избежишь наказания, отлежавшись на лечении? Вот в чем причина твоего уверенного поведения!

– Пришел ответ из диспансера? – довольным голосом спросил Воинов.

– Ты не лечился в психушке, а жил там, – твердым голосом констатировал Евгений.

В комнату допроса неожиданно вбежала заместитель Житомирского Антонина Николаевна Кожемяка:

– Ой, – ахнула она, завидев Евгения, – а мне сказали, что здесь свободно.

– Антонина Николаевна, я сейчас ухожу и освобожу комнату, немного подождите, – вежливо произнес Евгений.

– Я подожду за дверью, у меня тут тоже запланирован допрос с одним из арестантов, – она повернулась и удалилась из комнаты.

Евгений проводил ее взглядом, пока она не исчезла за дверью. Он смотрел на икры и на пятую точку. Она не носила юбок выше колена. Этой привычкой она напоминала великую итальянскую актрису Софи Лорен, у которой практически не было ни одной публичной эротической фотографии, что давало повод разыграться фантазиям мужской половины: какая она (Антонина Николаевна) под тонкой розовой блузкой и черной юбкой, что были на ней сегодня? Но сегодня его смутило присутствие Воинова, автоматически из памяти выстрелили подробные показания подследственного в первый день. Он отпрянул, но было поздно, Воинов тут же зацепился за его цепкий взгляд на Антонину Николаевну.

– Вопрос можно? – спросил Воинов.

– Можно.

– Сколько лет вы уже работаете в органах?

– Следователем я работаю девять лет, а что?

– Девять лет томительных ожиданий!

– Что? – Евгений сделал недоуменный взгляд.

– Я видел, с каким скрытым наслаждением вы смотрели на свою коллегу, она вам точно нравится.

– Обсуждать с убийцей свои желания я не собираюсь.

– Хорошая оговорка «свои желания».

– Не переходи черту, а то…

– Что?

Евгений немного замешкался, он подбирал слова для изложения грозной сентенции, но ничего не приходило на ум.

Воинов решил продолжить начатую им тему:

– Все эти годы вы изнемогали из-за своих желаний. Фантазировали… можно только догадываться, какой вы прошли путь.

– Какой еще путь? – возмутился Евгений.

– Притворство вам не к лицу. Если позволите, не побоитесь, я закончу свою мысль.

Евгению ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия.

– За девять лет ваши фантасмагории с каждым разом становились все лучше и безупречней…

– Слушай, я не желаю выслушивать бред, тем более от насильника, – Евгений говорил категоричным тоном, но сказать, что он нервничал, было нельзя. Ведь в этой комнате был только один хозяин.

– Вам не свойственно стремление к совершенству?

Последний вопрос немного рассмешил Евгения, он смягчился.

– Вы готовы и дальше заниматься самоудовлетворением, но в какой-то момент вы желаете натурализоваться и найти ключи к ее телу. Так?

– Бред! – крикнул Евгений.

– По вашей реакции я могу сделать вывод, что я прав.

Евгений ничего не ответил, он поднял подбородок и надменно посмотрел на Воинова. Всем видом он демонстрировал, что ему все равно, что говорит арестант. Но Воинов был другого мнения и вновь заговорил о былой теме.

– Но вам мешают ваши же предрассудки, боязнь коллег, которые окрестят вас геронтофилом, как только узнают о вашей связи с женщиной намного старше вас.

– Бред! – повторил Евгений.

– Бред? Я скажу вам, что такое бред! Это когда вы насилуете старушку, а все в один голос о вас вопрошают: «Что же такого он в ней нашел?», но без ноток осуждения вашего поступка, а только сожаление. А когда насилуют несовершеннолетнюю девочку, никому и в голову не приходит мысль задаться аналогичным вопросом, всем все понятно и ясно, ведь во всех нас живут скрытые педофилы, не так ли, господин следователь?

– Хочешь оправдать свои убийства тем, что в жизни есть подонки хуже, чем ты…

В этот момент в комнату заглянула Антонина Николаевна с вопрошаемым взглядом.

– Все, заканчиваем! – Евгений встал, подозвал конвоира, чтобы тот увел арестанта.

– Нет! Я убил и не прошу снисхождения, тем более оправдания, если есть возможность переписать историю, я ничего бы не менял. Просто хочу сказать вам, Евгений Андреевич, не бойтесь своих желаний, – Воинов, уже стоя у стены, обернулся на Евгения, а затем на его старшую по званию и должности коллегу.

Лицо насильника расплылось от ухмылки, которую Евгений не мог оставить без ответа:

– Ты меня не удивил своей философией.

Воинов смолчал, его увели в камеру.

Евгений на какое-то время остался один на один с Антониной Николаевной, он стушевался перед ней и на все ее простые вопросы о погоде, рабочем настроении отвечал неохотно.

– Ты болен? – поинтересовалась она.

– Нет, все нормально, – ответил Евгений и отвел взгляд.

– У тебя щеки красные, давление?

– Нет, все нормально, мне надо идти, – перед ним открылась дверь, это конвоир привел на допрос очередного арестанта.

Евгений вышел. Воинов попал в точку, Антонина Николаевна нравилась Евгению, как и он сам вызывал у нее симпатии к себе.

Заместитель главы СК была высокой женщиной, ростом сто семьдесят сантиметров, что для далеко не худой, но и не толстой женщины очень хорошо, – она сохранила талию, которая вверх-вниз плавно переходила в округлые формы. Но главное, она так и не выработала командного голоса, что редкость для женщин, находившихся на службе. Ее женственность обескураживала многих коллег, но их игривость она пресекала незамедлительно – ей было достаточно взглянуть на оппонента властным взором.

Антонина Николаевна каждый год собиралась на пенсию – недавно ей исполнилось пятьдесят три года, но многие мужчины искренне не желали, чтобы она уходила, без стеснения сокрушались, если вдруг она начинала причитать о своей нелегкой трудовой судьбе и единственном спасении – выходе на заслуженный отдых. Причина ее успеха – в ней был скрыт эталон женской силы. Как только она входила в кабинет, все мужчины, независимо от должности и звания, вставали, и фактор службы здесь был вторичен, она своим присутствием всегда вселяла в мужчин обязанности, о которых они могли и не ведать до встречи с ней.

На нее мечтали походить молодые сотрудницы комитета. Она всегда была ухоженной, ровесницы-завистницы связывали это с ее службой и сравнивали подругу с отставным полковником, который может много выпить, но многолетняя привычка быть утром на построении в хорошей форме служит отличным стимулом для каждодневного марафета.