И целой обоймы мало - Сергей Донской Страница 30

– Выходит, сплоховал ангел? – посочувствовал Бондарь. – Об имени позаботился, а фамилию, мол, придумывай сама?

– Она мне от папы досталась. – По лицу девушки пробежала легкая тень, плохо вязавшаяся с ясным взглядом, устремленным на Бондаря. – Вас кто-нибудь встречает?

Он, намеревавшийся пожелать Фатиме счастливого пути, поперхнулся заготовленными словами.

– А что? – Этот вопрос сам сорвался с языка.

Она наклонила голову к плечу:

– Заметно, что вы не местный.

– Это потому, что я не сплевываю арбузные косточки и не ношу в карманах черную икру? – предположил Бондарь, перекидывая сумку из руки в руку. – Какой из меня астраханец.

Фатима расхохоталась так, что чуть не уронила карманного формата книжицу, которую держала в руке. На обложке были изображены не обнимающиеся любовники, а дерущиеся мужчины со зверскими рожами отъявленных садистов. Отметив про себя эту странность, Бондарь снова хотел откланяться и снова был остановлен вопросом Фатимы:

– Вы где собираетесь остановиться?

– Не знаю, – пожал плечами Бондарь.

– У нас в городе семь гостиниц. Самая комфортабельная – «Виктория Палас». Это четырехзвездочный отель, – уточнила Фатима.

– Прямо коньяк какой-то, а не гостиница. Не лучшего качества.

– Ошибаетесь! В «Паласе» стоимость номера «люкс» за триста баксов зашкаливает.

– За триста баксов я себе лучше юрту куплю, – буркнул Бондарь. – Войлочную.

– Если вы такой любитель дикого образа жизни, – улыбнулась Фатима, – то рекомендую дебаркадер.

– Как?

– Дебаркадер. Корабль, стоящий на приколе в дельте Волги. Там много таких.

– Их переоборудовали в гостиницы? – сообразил Бондарь.

– Ну да. Очень удобно. Рыбу можно ловить прямо из окна.

– А на диких уток охотиться в ванной.

Фатима опять залилась смехом, запрокинув голову. Звучало это довольно заразительно, но Бондарь нахмурился. Он по-прежнему не понимал мотивов, которыми руководствовалась хорошенькая стюардесса, и это заставляло его держаться настороже.

– Мне пора, – сказал он.

Смех стих как по мановению волшебной палочки. Или в результате поворота ключа в заводной кукле.

– Постойте! – удержав уходящего Бондаря за плечо, Фатима протянула ему свою книжечку. – Возьмите это.

Он покачал головой:

– Боевиками не увлекаюсь.

– Я тоже, – Фатима говорила все быстрее и быстрее, не давая оборвать себя на полуслове. – Книгу кто-то из пассажиров забыл. – Она уже не говорила, а тараторила. – Смотрите не потеряйте. На первой странице написан адрес.

– Дебаркадера с видом на волжские просторы? – предположил Бондарь.

– Нет, вам больше подойдет гостиница «Астраханская», – ответила Фатима, насильно всовывая ему в руку странный подарок. – Это недалеко отсюда. Доберетесь пятой маршруткой.

– Я произвожу впечатление кретина, который не способен запомнить название гостиницы? – рассердился Бондарь.

– Нет. Вы совсем другое впечатление производите.

– Тогда на кой… тогда зачем мне адрес?

– Чтобы вы меня нашли, – тихо сказала Фатима. – В книге записаны мои координаты. Приезжайте обязательно. Сегодня или завтра. Я буду дома. Я буду ждать.

Выпалив эту скороговорку, она резко отвернулась и почти бегом бросилась прочь, как бы ища защиты у летчиков, выбравшихся из кабины.

– «Русская рулетка», – проворчал Бондарь, бросивший взгляд на обложку, прежде чем начать спускаться по трапу. – Дурацкое название. Дурацкая книженция. Дурацкая история.

Раздражение было столь сильным, что он едва не выбросил книгу в исходящую паром лужу на бетоне, но внутренний голос посоветовал ему повременить, и Бондарь подчинился. В конце концов, это ни к чему его не обязывало. Пока не обязывало.

* * *

В маршрутке было душно, как в тесной парилке, куда вздумалось втиснуться дюжине разнополых граждан, не удосужившихся снять одежду. Судя по миазмам, наполнившим салон микроавтобуса, воду в Астрахани давали с перебоями или же половина астраханцев состояла в тайной секте, запрещавшей адептам принимать душ.

Динамики, закачивающие в салон фирменную смесь «Радио шансон», хрипели от натуги. Урки оплакивали безвозвратно ушедшую молодость, фраера веселились в ресторанном угаре, шмары влюблялись в тех и других, а менты позорные мешали жить честной братве, за что время от времени получали перо в бок.

Поглощенный стенаниями приблатненных бардов, водитель игнорировал голоса пассажиров, а когда до него все-таки умудрялись докричаться, тормозил с таким остервенением, будто вынужденные остановки отвлекали его от основной работы.

Дверь маршрутки открывалась плохо, а закрывалась еще хуже. Выходящих водитель раздраженно поторапливал, на входящих орал, поворачивая голову на сто восемьдесят градусов: «Закрой как положено! Сильнее!» Тем же, кто суетливо следовал его инструкциям, доставалось еще больше. «Вот, блин, хлопальщик попался, – возмущался водитель. – Чтоб крышкой твоего гроба так хлопали!»

Завершилось это тем, что дверцу заклинило окончательно. На очередной остановке ее не удалось открыть ни изнутри, ни снаружи. Очутившиеся в ловушке пассажиры заерзали на своих местах, ощущая приближение коллективного приступа клаустрофобии. Динамики оглушительно выдавали что-то про «небо в клетку, в клетку, клетку», позади перегородившей дорогу маршрутки образовалась пробка, автомобили сигналили непрерывно, как в день траура по Леониду Ильичу Брежневу.

Вооружившийся монтировкой водитель выбрался из кабины и занялся дверью, проявляя энтузиазм голодающего с Поволжья, в руки которого попала консервная банка.

И монтировка, и сменивший ее гаечный ключ оказались малопригодными инструментами для такого рода упражнений. Не помогала и таинственная египетская сила, к которой беспрестанно взывал водитель. А улица, частично перегороженная маршруткой, была такая узкая, что на ней с трудом разъезжались три автомобиля. И жара стояла невыносимая. И когда матерящийся водитель маршрутки пообещал матерящемуся водителю «Икаруса» разбить монтировкой его поганую рожу вместе с поганым лобовым стеклом, за которым маячила эта рожа, Бондарь понял, что с него хватит.

Выбравшись через заднюю дверь, он сунул в рот сигарету и пешком отправился искать гостиницу, дивясь своему долготерпению. Для человека, прослушавшего концерт шансона в раскалившемся салоне микроавтобуса, он проявил просто-таки необыкновенную выдержку. Почти как тот легендарный спартанский юноша, ничем не выдавший своих чувств, когда спрятанный под хитоном лисенок грыз его внутренности. Хотя, по глубокому убеждению Бондаря, за такие штучки ему следовало свернуть шею. Не спартанскому юноше и даже не лисенку. Водителю маршрутки.