Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь Страница 15

– Мама, что случилось? – это Полина – ушки на макушке – все хочет знать.

– Потерялись лекарства.

– И чем ты теперь малышек лечить будешь? – заволновалась Полина.

– Не знаю, наверное, другие лекарства дадут. – Кто даст, аптека?

– Да, наверное, аптека.

– Ты, мамочка, тогда не расстраивайся. Волноваться вредно.

Наталья обняла дочку. Как она выросла! Уже может давать советы, смотри-ка, «волноваться вредно». Наверное, в садике воспитатели так говорят. Кстати, сегодняшний случай надо все-таки, без конкретных имен, довести до заведующей, еще не хватало, чтобы в детском саду обсуждалась ее личная жизнь.

За окнами, между тем, стемнело, из открытого по случаю хорошей погоды окна потянуло прохладой. Полина стала тереть глаза – верный признак того, что хочет спать.

– Давай-ка я тебя уложу.

– А правда, что завтра у меня день рождения? – Правда.

– И будут гости?

– И гости, и подарки, только завтра, а сейчас кроватка твоя уже скучает, спрашивает, когда Полина придет спать.

Да, надо спать, день был тяжелый.

В конце дня оперативники устроились в кабинете РОВД. Уже были допрошены свидетели – дама из пятнадцатой квартиры, охранник Андрей и другой охранник – Сергей Васильевич. Уже появился первый подозреваемый – тот самый ушедший ненадолго охранник Миша, с которым разговаривал участковый Фомин. Его мобильный не отвечал, самого его никто не видел, а одежда висела в каморке на плечиках – куртка, рубашка с коротким рукавом, светлые брюки, светлые же туфли. Дома, в Ногинске, он уже два года не был, где жил в Москве, никто не знал. В охранном агентстве, которое обслуживало этот дом, о Михаиле Коваленко говорили неохотно. Он ни с кем не дружил, особенного рвения к службе не выказывал, но работу выполнял добросовестно и, что называется, замечаний не имел. Адрес? Да, адрес был записан при приеме на работу, вот и адрес, пожалуйста, только он говорил, что оттуда съехал, а куда, пока не уточнил. Старший лейтенант Игнатьев слетал на квартиру, с которой, по сведениям, Михаил съехал, и получил подтверждение, что, да, съехал еще перед Новым годом, расплатился полностью, и побольше бы таких аккуратных жильцов. Никаких зацепок, где искать этого Мишу, не было. Служебная собака со странной кличкой Никитич взяла было след, но, помотав группу по лестницам подъезда, заскулила, как только оказалась во дворе. Это было совсем не нужное действо – собака, но надо было что-то делать, и вот следователь Сергей Иванович придумал вызвать кинолога, чтобы хоть как-то оживить расследование. Жители всех квартир в домах были опрошены, но никто ничего подозрительного не видел, выстрела не слышал, и все дружно жалели убитого. Женщина из пятнадцатой квартиры тоже ничего интересного, кроме того, что стояли двое и разговаривали, не сказала. Мало ли, о чем мог участковый разговаривать с женщиной? Может быть, она у него дорогу спрашивала, заблудилась и искала какой-то дом? И охранники тоже ничего не знали, потому что Петр Петрович попросил их выйти. А Миша потом исчез так стремительно, что они решили, будто участковый дал ему какое-то поручение.

Алексей уже поговорил с сослуживцами, которые встречались с Фоминым в последние дни. Видимо, Петр Петрович вел свое расследование, потому что много времени проводил в архиве, интересовался кражами драгоценностей в Москве и Питере, доставал Терехина вопросами по делу об убийстве Горчаковых. Вот и с Алексеем он тоже об этом хотел поговорить, заодно и пивка попить, но не успел. К его жене поехал полковник Сухомлин, но пока еще не вернулся. Понятно, что не с расспросами поехал, хотя она может что-нибудь знать – они жили дружно и, возможно, Петр ей рассказывал о своих делах. Тело увезли в морг, вскрывать будут завтра, а может быть, и не завтра, ведь в праздничные дни патологоанатомы не работают. А сегодняшний день стремительно улетал, уже и сумерки, и нормальные люди спешат домой или на дачи. За город надо непременно успеть уехать сегодня, потому что завтра все равно центр города будет занят демонстрациями, половину улиц перекроют, а на другой половине весь транспорт будет стоять в пробках.

Все заметно устали. Не было того азарта в глазах, который всегда бывает в начале расследования, когда есть надежда на раскрытие по горячим следам. Сидели, вытянув ноги, попивали чай с вареньем, которым регулярно снабжала отдел теща Сережи Пестрова. Разговаривать не хотелось. Алексей перед тем, как идти к себе, попросил еще раз обойти два дома, еще раз оглядеться во дворе. Поэтому чай пили медленно и с чувством, оттягивая, по возможности, момент вставания из-за стола.

– Завтра собираемся в одиннадцать, – сказал Алексей и вышел, прикрыв за собой дверь. В его кабинете был армейский порядок. Форма висела в шкафу на плечиках, горшки с чахлыми цветами стояли строго по линеечке, стул был придвинут к центральному столу ровно посередине. Алексей сел не за свой, а за длинный стол – обычное место сотрудников во время совещаний, закрыл глаза и задумался. Так, что мы имеем? Позавчера участковый Фомин попросил его встретиться, чтобы о чем-то рассказать. Он хотел что-то уточнить сегодня у свидетельницы Голицыной и, должно быть, уточнил, раз не стал отменять пивную встречу. В четырнадцать ноль пять или ноль семь он разговаривал с неизвестной женщиной, а потом – с охранником Михаилом Коваленко, который после этой беседы исчез, не переодевшись.

Его размышления были прерваны деликатным стуком в дверь.

– Открыто, – сказал Алексей.

В кабинет заглянула Марина Всеволодовна Ильинская – начальник криминалистической лаборатории.

– Алексей Николаевич, разрешите? – Входите, Марина Всеволодовна.

– Вот что я хочу сказать, – начала Марина Всеволодовна, устраиваясь на краешке стула, – думаю, это важно. Петр Петрович приходил ко мне на той неделе и просил показать результаты экспертизы по делу Горчаковых. Вы, наверное, помните, там была бутылка бальзама. Так вот, отпечатки пальцев на ней были тщательно уничтожены, а в самой бутылке был найден курареподобный яд. Получалось, что вино из этой бутылки само собой налилось. Но на дне был обнаружен стертый отпечаток большого пальца, который условно пригоден для идентификации. Так вот, позавчера он мне на экспертизу принес металлическую коробку и тоже с отпечатком большого пальца для сравнения с отпечатком с бутылки. Я понятно объясняю?

– Продолжайте, Марина Всеволодовна, очень интересно.

– Ну, в общем, я сравнила эти два отпечатка и могу с уверенностью сказать, что они принадлежат двум разным женщинам. Мне сделать официальное заключение?

– Он сказал, чей это отпечаток?

– Нет, он только просил сравнить, я сравнила.

– Спасибо, Марина Всеволодовна, оставьте эту коробку пока у себя, заключение, возможно, понадобится позже.

После ухода эксперта остался запах незнакомых духов и еще одна загадка. Отпечатки принадлежат разным женщинам. Все-таки женщинам. Марина Всеволодовна никогда не ошибалась в определении половой принадлежности. Значит, он кого-то тайно дактилоскопировал и притащил эту коробку, чтобы сравнить отпечаток с отпечатком предположительного убийцы. Какую женщину? Почему Фомин по телефону не сказал сразу, что накопано? Кстати, ведь в опорном пункте наверняка есть компьютер. Может это что-то прояснить или не может? Мысли стояли в голове как-то в раскоряку, не шевелясь, сталкиваясь друг с другом и не давая места свежим идеям. Что-то он еще забыл такое важное? Да, Наталья Сергеевна Голицына. Ее надо допросить в первую очередь. Для начала с ней нужно просто поговорить. Может быть, она знает, для чего участковый собирался сегодня к ней. Что это были за телефонные звонки соседям в день убийства, о которых она не рассказала следователю? Алексей посмотрел на часы, висящие для солидности на стене кабинета. Звонить одинокой женщине с ребенком домой в двадцать один час пятнадцать минут можно или уже поздно? Женщине можно, но с ребенком поздно. Но нужно. Алексей взял мобильник, нашел номер, немного подумал и нажал кнопку вызова.