Отмороженный - Фридрих Незнанский Страница 14

– Сема был жалок, – продолжал Борис Львович. – В каком-то пальтишке на рыбьем меху, несмотря на холодный октябрь.

– Девяносто первого! – не преминул я щегольнуть своей осведомленностью. Но он оставил успехи моей эрудиции без внимания.

– Кажется, они были заядлыми картежниками, – продолжал Савранский. – Работали в паре. Но нарвались на более умелых шулеров. И когда вконец разорились, к тому же будучи изрядно побиты, то пришли к выводу, что неплохо бы иметь свой банк. Чтобы играть дальше.

– А вы, позвольте спросить, откуда знаете господина Горюнова? – перебил я Савранского.

Он, по обыкновению, сощурился. Не твое собачье дело, как бы говорил его прищур. Но ответил достаточно вежливо, хотя и сухо:

– Меня познакомил с ним генерал Тягунов, известный вам по вашему расследованию. Вам достаточно этого объяснения? Или следует добавить, что мое знакомство с господином Горюновым вовсе не означает, будто я имею с ним что-то общее?

– Мне достаточно, достаточно… – поднял я руки вверх.

– Кажется, Бертольт Брехт сказал: что значит ограбление банка по сравнению с его основанием? – продолжал Борис Львович. – Вы, кстати, не хотите чаю? Кофе?

Я пожал плечами. Он нажал кнопку на своем громоздком селекторе и снова раскурил громадную сигару, отчего пепел с его жилета осыпался на палас.

– Сонечка, деточка, два кофе мне и господину сыщику… Нет, не Шерлоку Холмсу, говорил уже, Шерлоку Холмсу ты принесла бы горячий пунш и плед на ноги.

– Она у меня любит детективы, – сказал он мне, отпустив кнопку. – И в каждом вашем коллеге ей чудится герой Конан Дойла. Вы, кстати, не обиделись, когда я сказал, что вы не Шерлок Холмс?

– Ничуть. Мне вполне достаточно того, что я Турецкий.

– Вы хотя бы существуете в реальности, – вздохнул Савранский. – А тот существовал в воображении очень среднего писателя.

– Поди знай, что хуже, – заметил я.

– Так на чем мы остановились? – спросил он.

– На высказывании Брехта, – напомнил я. – Дескать, куда грабителям банков до их основателей.

– Вот именно! – сказал он. – Так вот, не прошло и месяца, как Сема Салуцкий снова заявляется ко мне – одетый в клубный пиджак, с бабочкой, хорошо откормленный – и предлагает сотрудничество. То бишь предлагает кредит. Представляете?

– Мне еще никто не предлагал, – ответил я. – Так что невозможно представить. Но откуда у Салуцкого появились деньги?

– Спросите чего полегче. Я все больше подозреваю, что, спрашивая о Салуцком, вы на самом деле эти вопросы обращаете ко мне.

– Вас еще не убили, – напомнил я.

В это время в кабинет вошла давешняя Сонечка с подносом, на котором стояли две чашки кофе. Ее личико опухло от слез. Она поставила поднос на стол, выплеснув при этом из чашек довольно много ароматной жидкости, и склонилась к уху дяди.

– Ты меня разоришь! – с чувством сказал он, доставая мятую ассигнацию. Потом спохватился, узрев в ней российские десять тысяч, достал зеленую банкноту.

– Моя племянница, – сказал он, глядя ей вслед. – Впрочем, я уже вам о ней говорил.

Я кивнул, взял приличия ради чашку, в которой не было почти ничего, кроме кофейной гущи.

– Что бы вы могли сказать о связях Салуцкого? – спросил я. – Про генерала и его помощника я уже слыхал. Быть может, он отмывал чужие деньги?

– Бабки, вы хотите сказать, – улыбнулся мне Савранский, снова сощурившись. – Приятно говорить с человеком, сохранившим, несмотря на профессию, остатки воспитания. Если бы вы сказали: бабки, я спохватился бы, взглянув на часы, и сослался на занятость. Видите ли, Александр… – он заглянул в какую-то бумажку, – Борисович, Салуцкий мертв, но жив его банк, имеющий какую-никакую репутацию в деловом мире. И подрывать ее дальше – не в моих правилах.

– Об этом никто не узнает, – сказал я, с трудом проглотив кофейную гущу.

– Не сомневаюсь, – ответил он. – Но я-то знаю.

– Вас никто не убьет, – заверил я. – Почему-то мне так кажется.

– Наверно, не за что? – пожал он плечами. – И потому я не держу телохранителей, как другие, если вы успели заметить.

– И все же я бы на вашем месте поостерегся. А каков оборот банка «Лютеция», хотя бы примерно, вы можете сказать? И на чем держится его благополучие?

Он развел руками.

– Сия тайна велика есть! – сказал он. – Откуда сегодня берутся большие деньги? Наркотики, оружие, редкоземельные металлы, которые дороже золота. Я делаю свои деньги на финансовых операциях. На чем их делают остальные, могу только догадываться. – И выразительно посмотрел на часы. Те немедленно отозвались бронзовым, исполненным речной свежести, звоном. Итого – три пополудни. Пора закругляться. И так отнял у занятого человека массу времени. Но я и ухом не повел, делая вид, что всецело занят своим кофе. Кстати, Борис Львович к своей чашке так и не притронулся.

– Еще один вопрос с вашего позволения, – сказал я. – Вы ведь очень любите детей, не так ли?

– Если вы о Сонечке, то это мой крест, – вздохнул он.

– Я о вашем сыне. – Это я показал свою осведомленность, почерпнутую из справки МУР, о банкире Савранском.

Он привычно сощурился, прежде чем ответить.

– А что вас, собственно, интересует?

– Ничего особенного. Это ведь не допрос. Это частная беседа, как и было обусловлено…

– Я все понял, – кивнул Савранский. – Марк призывного возраста. И мне, как отцу, не безразлично, где и как ему придется служить. Вы это хотели услышать?

– А как же институт? – удивился я.

– Вам хорошо, у вас девочка, в армии не служить.

Савранский озадачил меня: откуда такая осведомленность? А он продолжал жаловаться на сына:

– Этот шалопай бросил институт, решил заняться журналистикой. Вернее, влюбился в одну девочку, которая учится на журналистском факультете. Она его благословила. И еще сказала, что когда он попадет в Чечню, то должен ей оттуда присылать свои материалы – очерки, наблюдения… Как вы думаете, Александр Борисович, жизнь собственного ребенка стоит миллион долларов?

– Безусловно, – сказал я. – Особенно когда этот миллион есть.

– Сейчас вы мне скажете, что за него пойдут служить другие! – раздраженно воскликнул он. – У тех других есть свои родители, скажу я вам. И если все помалкивают, глядя на то, что там творится, – это не значит, что судьба моего сына для меня столь же безразлична!

– А как же сын генерала Тягунова? – спросил я. – Все-таки папа – замминистра. А парень в Чечне.

– Это настоящая семейная драма, – махнул рукой Борис Львович. – Даже не спрашивайте… Вы интеллигентный, порядочный человек, у вас работа такая, я все понимаю, но есть же предел. Я имею в виду изболевшееся отцовское сердце. Я неплохо знаю эту семью, уж поверьте, это достойные люди, хоть и в разводе, жена ночи не спит, плачет, не зная, где сын, что с ним. Ведь ни весточки не прислал, представляете? А как пропал, так бедные родители отчаялись, не знают, что и думать. Чеченцы, кстати, предлагали за выкуп его отдать. Но оказалось, речь шла совсем о другом парне.