#черная_полка - Мария Долонь Страница 13

Майер вытащил из выдвижного ящика футляр, высыпал содержимое в одну из раскрытых шкатулок и аккуратно уложил свои сокровища на черную бархатную подушечку, затем жадно щелкнул замком.

— Показали бы эти вещицы сразу — сохранили бы свои реликвии, — засмеялся Майер, швыряя материнский перстень в шкатулку с другими кольцами. Он поднялся, достал с черной полки толстую амбарную книгу и внес в нее несколько пометок. На бланке квитанции он написал в столбик: 1. Перстень: золото, сапфир около 0,5 карат. 2. Серьги: золото, рубины. 3. Цепочка: золото, 5,91 гр.

— Поставьте имя, дату и распишитесь тут. — Он указал на строчку «Принято от…» Михаил Осипович послушно взял протянутое перо, обмакнул в чернила и заполнил графу. Майер кивнул.

— Так сколько вас всего? — спросил он строго.

— Пятеро. Моя жена и трое детей.

— Вы обошли консульства?

— Конечно, иначе не смел бы вас беспокоить. Везде получил отказ за недостаточностью средств, а продавать драгоценности невесть кому сейчас опасно. Нашего соседа недавно за это задержали.

— Ну что ж, — отрезал Майер. — Остается только побег. Маршрут у нас отработан — через Францию, а там кораблем до Америки. Вас известят. Вещей не берите — разве что смену белья. — Он поднялся, жестом показывая Михаилу Осиповичу на выход. Но тот продолжал стоять, теребя в кармане платок, увлажнившийся в его вспотевшей ладони.

— Я хотел бы попросить вас о гарантии, — решился он наконец.

Майер посмотрел на него скорее изумленно:

— Гарантии? В какой же форме вы хотите их получить? — презрительно улыбнулся он.

— Мне говорили, что вы даете расписки.

Майер снова сел в кресло, выудил лист из картонной бухгалтерской папки, быстро вывел пером несколько строк, поставил роспись и промокнул бронзовым пресс-папье.

— Благодарю вас! — Михаил Осипович спрятал бумагу под рубашку и плотнее запахнул плащ.

Обратно он прошел через Турмштрассе в сизую тень поредевшего Аувальда. Он не стал прижиматься к парковой ограде, не двигался мелкими перебежками от дерева к дереву, а шагал размашисто и уверенно. Он был умиротворен той убежденностью, что окончательно откупился от арийского истукана, вырвался из когтей грудастого железного орла, как некогда высвободился из коченеющей хватки орла двуглавого. «От медведя ушел, от волка ушел» — вспомнилось ему из любимой сказки его русской няни.

Он так осмелел, что прошел по Готтшедштрассе до Соборной синагоги, снаружи такой основательной, будто вырезанной из монолитной скалы, — внутри ажурной и торжественной. Скоро он будет далеко от этих мест, но глубокой грусти он не испытывал, скорее облегчение. Чувство дома пропало у него с тех пор, как он эмигрировал из России.

Он вернулся домой в бурные объятия и причитания Зинаиды:

— Почему так долго! Я уже столько всего себе вообразила! Едва жива! Зачем ты пугаешь меня?

— Успокойся! Скоро все кончится! — сказал Михаил Осипович вкрадчиво.

— Ничего не кончится, пойми ты! Когда-то я тоже верила, что это безумие не может длиться долго, а ты посмотри — становится только хуже! Ты же видишь: они ни перед чем не остановятся.

— Тише, Зиночка! Для нас кончится, слышишь? У нас все будет хорошо. Я договорился.

— Миша! — запротестовала она. — Как можно? С кем?

— Это надежный человек, от Готлибов.

— Я не знаю, — сказала она, растерянно опуская руки.

— Вот! — Михаил Осипович достал бумагу из-за пазухи. — Тут наши гарантии! Нас переправят во Францию, а дальше до Америки. А пока спрячем расписку в наш тайник.

Они поднялись в детскую. Проснувшийся от их голосов внизу Веня замер, едва услышав скрип опускающейся дверной ручки. Михаил Осипович подошел к кроватке Анны и осторожно потянул ее на себя, взявшись за золотые шишечки. Встал на колени у самой стены, вытащил узкую рейку плинтуса и просунул куда-то внутрь небольшой листок. Едва он поднялся, Веня зажмурился и вжался в подушку.

— Если что-то пойдет не так, по этой расписке ты добьешься справедливости! — зашептал Михаил Осипович жене, стоявшей у порога за Вениной кроватью. Но мальчик ее не видел и послушно закивал на его слова, решив, что отец обращается к нему.