Кот, который знал 14 историй - Лилиан Джексон Браун Страница 13

В раннем возрасте в кошачьем питомнике Дак Ван наслаждался едой, теплом, комфортом, вниманием, но больше всего покоем. А потом, когда кот повзрослел, его отдали в чужие руки, я он в первый раз столкнулся с враждебностью и злом.

Когда его отдавали новому хозяину, нежный знакомый голос сказал:

– Дак Ван – особенный кот. Я бы не продала его никому, кроме тебя, Хильда.

– Ты же знаешь, я позабочусь о нём, Элизабет.

– А как твой муж? Он любит животных?

– Он предпочитает собак, а я обожаю кошек. Джек почти всё время отсутствует. Его стройки, кажется, разбросаны по всему штату.

– Честно говоря, Хильда, я не понимаю, как ты выносишь жизнь в деревне. Ты была такой активной, когда жила в городе.

– Там действительно одиноко, но меня спасает пианино. Я бы с радостью давала уроки музыки детям фермеров.

– Так за чем же дело стало?

– Джеку не нравится эта идея.

– Но почему, чёрт возьми, он возражает?!

Хильда выглядела смущенной.

– Ну, он немного странный в отношении некоторых вещей… Надеюсь, Дак Ван любит музыку. Коты как, существа музыкальные?

Элизабет всматривалась в лицо своей старой подруги.

– Хильда, у вас с Джеком всё в порядке? Я за тебя беспокоюсь.

– Конечно, всё в порядке… Я должна идти, а то не успею на автобус. Надеюсь, кот не будет возражать против небольшой поездки.

Дак Ван обнюхивал незнакомые туфли и пытался справиться со шнурками. Он никогда не видел шнурков с маленькими кисточками. Хильда сказала:

– Не правда ли, это восхитительно, Элизабет? Он развязывает мои шнурки.

– Я завяжу их тебе.

– Спасибо. – Послышался вздох, – Ну не ужасны ли эти туфли? Врач говорит, что я никогда больше не буду носить модельных туфель.

– Это было ужасное происшествие, Хильда, во многих отношениях. Счастье, что ты осталась жива.

– Знаешь ли, в этом не было вины Джека.

– Да, ты мне говорила. Всё ещё болит?

– Не очень сильно, но хромота останется навсегда. Это одна из причин, почему я уединённо живу в деревне.

И Дак Вана отдали. Он выразил отчаянный протест, но, очутившись в закрытой корзине, он удобно устроился там и во время поездки вёл себя хорошо. Изредка его успокаивали добрые пальцы, проникавшие в корзину, и он милостиво разрешал погладить себя за ушами и потрепать по спине.

Дак Ван попал в небольшой деревенский дом с окнами, выходящими на лощину. Это был новый уютный мир обогревателей, широких подоконников, украшенных бахромой ковров, мягких стульев и большого пианино.

Вскоре он почувствовал, как приятно сидеть где-нибудь наверху в своей коробке с полуоткрытой крышкой, но и это было ещё не всё. После того как выключали свет, хозяйка брала его в мягкую постель. Он слышал успокаивающее биение её сердца и быстро засыпал.

– Хильда, говорю тебе в последний раз – убери это животное из нашей постели!

– Он тебе не мешает, Джек. Он лежит рядом со мной.

– Я не потерплю его в своей комнате! Закрой его в подвале.

– Там сыро, он будет мяукать всю ночь.

– Ладно, если этот кот тебе дороже, чем я, пойду на софу.

– Не утруждай себя. Я лягу на софе.

– Спасибо.

– Я знала, что тебе по нраву эта идея.

– Не хлопай дверью.

Дак Ван спрыгнул с тёплой кровати и последовал за мягкими тапочками, медленно спускающимися по ступенькам. Шаги были очень осторожными. Уши кота прижались, а шерсть поднялась жёстким гребнем.

Ему не нравились громкие голоса, а напряжение, которое он ощутил в спальне, заставило его почувствовать себя не в своей тарелке.

Ссоры были не единственным неудобством во время уикендов. Были ещё пинки. Нигде на полу Дак Ван не чувствовал себя в безопасности. Он любил растянуться на ковре в лучах солнца. Пол являлся местом его отдыха, и ногам следовало бы считаться с этим. Но по уикендам его права игнорировались.

Однажды в субботу он проснулся с воем, когда кто-то больно наступил ему на хвост, а на следующий день получил жестокий пинок в живот в то время, как он спокойно лежал в центре холла.

– Чёрт побери этого кота! Я наступил на него! Я мог бы сломать ногу! Хильда, ты меня слышишь?

– Нужно смотреть под ноги. Ты снова выпил?

– Ты больше думаешь об этой вонючей твари, чем обо мне.

– Он пахнет лучше, чем сигары, которые ты куришь.

– Это мой дом, и я буду курить что мне нравится и ходить где хочу, и если эта блохастая тварь её будет держаться от меня подальше…

– Ты говоришь, как те дрянные люди, с которыми общаешься.

– Если он не будет держаться от меня подальше, я утоплю его!

– У него нет блох, и ты не посмеешь его тронуть. Он мой. Я больше не хочу страдать от одиночества в этом Богом забытом месте. Ты не знаешь, что значит быть одной всю неделю…

– Какая муха тебя укусила? Сначала ты просишь купить всякие приспособления, облегчающие работу, а потом стонешь, что тебе нечего делать. Почему бы тебе не печь пироги, вместо того чтобы покупать их в магазине, если тебе так скучно?

– Прекрати ходить туда-сюда или сними эти ужасные ботинки. Ты портишь пол.

– Попробуй постирать белье с помощью стиральной доски, если тебе так скучно.

– Я пианистка, а не прачка. Кажется, ты забыл, что я оставила карьеру, когда вышла за тебя замуж. Я решила давать уроки…

– Чтобы люди думали, будто я не могу содержать… больную жену?

– Если бы ты прекратил расхаживать туда-сюда и послушал…

– И чтобы по дому бегали грязные фермерские дети? Через мой труп!

– Смотри под ноги! Ты чуть не наступил ему на лапу!

– Мерзкий кот!

Дак Ван старался не попадаться на глаза хозяину. Большую часть времени он проводил на улице. Ему нравилось забираться куда-нибудь повыше, а тропинка, которая проходила по краю лощины, служила ему балконом, с которого он обозревал свою вселенную. Под крутым склоном нёсся бурный поток. Деревья таинственно шумели в перелеске.

Дак Ван мог часами сидеть на тропинке, Наслаждаясь красотой и звуками природы. Он наблюдал за листочком, летящим по ветру, вдыхал запах дикой вишни и тёплый аромат земли, согретой солнцем, пробовал горькую траву, ловил лапой насекомых, слушал шёпот ветвей и нюхал корни, пробивающие почву в поисках воды.

Его слух был настроен также на звуки дома: громкие дребезжащие голоса, хлопающие двери, топот тяжёлых ботинок на толстой подошве, с тупыми носами и высокой шнуровкой. Они заставляли его чувствовать себя слабым, маленьким и ранимым.