Вакханалия - Юлия Соколовская Страница 12

— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась я. — И почему, собственно, мой труп?..

— Мы пытаемся понять, — заговорил Верест. — Фактически мы имеем дело с одним покойником. Его можно увидеть и потрогать. А послушаешь вас — так с тремя. Не многовато ли?

— Ну извините, — развела я руками. — Не я их довела до такого состояния. А что касается третьего, то пока не уверена. Это гипотетический труп. Буду рада, если он обнаружится в добром здравии.

— Что делать-то будем, Леонидыч? — повернулся Борзых к Вересту. — Дело темное, без бутылки не разобраться.

— Темное, — согласился Верест, — и мокрое. Дождь смывает все следы. Искать сейчас — гиблое занятие. Отпускай машину, Костян. Утром пообщаемся с народом. Покойницу увезли?

— Отправили с Богом, Леонидыч…

— Ну и ладненько. Свяжись с Ткаченко, скажи, что остаемся. У казачества найдутся койко-места?

— Стоп, — встрепенулась я. — Какое еще казачество?

— А что? — спросили мужчины почти хором.

— Я требую защиты!

— Ах да, — вспомнил Верест. — Вы же теперь у нас персона, страдающая повышенным потоотделением. И что вы предлагаете?

— Оставайся, Леонидыч, — подмигнул Борзых, — а мы и с казачками перетопчемся. Бутылочку выпьем.

— В этой комнате очень удобный диван, — сказала я, — а камин еще не успел остыть. Только наверх не поднимайтесь.

Ага, стучать три раза…

— Ну не знаю… — Капитан растерянно осмотрелся. В заключение глянул на меня — вскользь, как на последний из предметов обстановки. — Вы позволите воспользоваться вашим телефоном?

— В любой момент, — прогнулась я. — Жене хотите позвонить?

Он смутился:

— М-м… Маме. Волнуется, поди…

Доминировала одна мысль: почему милиция приехала так быстро? С этой мыслью я уснула. С ней и проснулась. За сутки заметно похолодало. Из трех одеял, которые меня укутывали, не грело ни одно. Я пыталась думать о Зойке — каково ей там сейчас? — но холод оказывался сильнее скорби. Сделав несколько упражнений на пресс, я сунула под мышку кофеварку и на цыпочках спустилась с «антресолей».

«Гражданин начальник» спал, не снимая свитера, вытянув ноги через боковину дивана. Не храпел. Притворялся, наверное. Все мужики храпят. Я зарядила кофеварку и пошла принимать «терму». Уходя, громко хлопнула дверью. Когда вернулась, он, нахохлившись, сидел на стуле. В руке дымилась сигарета. Судя по гримасе отвращения, он курил не по нужде, а по привычке.

— Здравия желаю, гражданин начальник, — отрапортовала я. — Не курите натощак. Выпейте чашечку кофе, пожуйте чего-нибудь, а потом хоть закуритесь.

— С удовольствием, — пробормотал Верест. — Зовите меня просто — Олег Леонидович.

— Уже лучше, — кивнула я. — А меня как хотите. Можете Сильвой Мартыновной.

Элитных разносолов, вроде ягненка в горошке или десерта из фиников и изюма, у меня в холодильнике не было. Но куриная нога, копченый поросенок и немного осетринки нашлось. Моя мама не имеет привычки оставлять дитя без провианта.

— Мне, право, неловко, — смутился Верест. — Мы тут жируем, а ребята голодают…

Он бы еще про африканских детей вспомнил.

— Жируйте, жируйте, — разрешила я. — Ваших ребят казачество пригрело. Оно и в ответе. Приятного аппетита, Олег Леонидович.

— Спасибо, — поблагодарил Верест.

Пока он расправлялся с завтраком, я не наезжала. Но когда он взялся за кофе, я решила, что пора выявлять истину:

— А теперь рассказывайте, капитан.

Он насторожился:

— О чем?

— Почему так быстро приехали. Но только не сочиняйте, прошу вас.

Он погрузился в глубокие размышления. По мере колебаний несколько раз созерцал мой потолок, ободранные оконные рамы и даже меня, напряженно делающую умное лицо.

— Еще кофе? — спросила я.

Он кивнул:

— Спасибо, да.

Я удовлетворила в итоге свое любопытство, но окончательно запуталась и пришла в ужас. По словам Вереста, очень ухудшилась криминогенная обстановка в дачных поселках Первомайки. В сентябре и первых числах октября по кооперативам «Рябинка», «Путеец», «Янтарный» прокатилась волна бессмысленных убийств. Резали исключительно пенсионеров, не способных оказать сопротивления. Кого-то днем, кого-то ночью. Имущество несчастных жертв конфискации не подвергалось, из чего следствие сделало вывод, что работает маньяк — равнодушный к богатству. Или уже богатый. Убивал он смачно, обстоятельно, явно любуясь — это своего рода некрофилия, когда процесс умерщвления доставляет наслаждение. Шестой жертвой маньяка стала почему-то женщина «средней моложавости», с которой он обошелся особенно гнусно, не применив, впрочем, к ней сексуального насилия. Седьмым был пожилой дядечка — пьющий сторож «Янтарного», а восьмой удалось спастись (она опрокинула под ноги напавшему лавку с баклажанами). Маньяку вдвойне не повезло — у его несостоявшейся жертвы была безупречная зрительная память, ноль воображения, и вообще, в довесок к пенсии она подрабатывала художницей в одном из клубов Первомайского района. То есть через полдня портрет маньяка был готов. Одновременно обратили внимание на странное обстоятельство: из четырех дачных товариществ, расположенных практически рядышком, маньяк не побывал лишь в одном — в «Восходе». То есть нашем. Возникло предположение: он не гадит там, где живет. Казачья охрана тому не причина — остальные кооперативы охраняются не менее строго, однако маньяку удавалось проходить сквозь посты… В этом нет, к слову, ничего странного. Давно подмечено — у казаков нюх лишь на любителей поживиться чужим имуществом. За остальное им не платят, они и не напрягаются. В августе месяце гул стоял на всю округу: киллер-злодей расстрелял депутата облсовета. Очень хорошего, между прочим, депутата, сделавшего много невероятно полезного для людей. Не для всех, правда, а для тех, с кем состоял в доле по «наведению порядка» на территории утинобродческой торговой стихии. Потом он с ними рассорился, начал творить невероятно вредные вещи (на этот счет имеется сто одно журналистское суждение). В общем, случилась нелепая, скоропостижная смерть, которой никто не ожидал. Случилась она, кстати, в нашем садовом товариществе — на юго-западном прибрежном участке. Казаки дружно ослепли: киллер с вечера проник на территорию, якобы с плоским чемоданчиком (есть такие детские конструкторы — «Убей президента» называются, или депутата — кому как угодно). Депутат приехал на ночь к близкой родственнице. Киллер пролез в огород, битую ночь пролежал в крыжовнике, а когда в шесть утра народный избранник, сладко потягиваясь, вышел на крыльцо, пробил его горячее, неистовое сердце… Куда после этого подевался киллер, опять никто не видел. Я на экскурсию с мамой ходила — бойкий сосед охотно показывал: вот крыльцо, на котором упомянутое сердце биться перестало, вот дыра, через которую ловкий парень ходил туда-обратно, а вот крыжовник — с вмятиной в земле, где нашли подаренный ментам «конструктор». «Интересно как, блин, — умилялись казаки. — Чисто работают, а еще говорят, что спецслужбы навык растеряли…»