Человек из дома напротив  - Елена Михалкова Страница 11

Как-то раз отец пообещал познакомить девочку с его двоюродной сестрой Валерией, которую нужно было называть «тетя Лера», и ее детьми, Аниными троюродными братьями и сестрами.

Квартира тети оказалась похожа на музей: много-много комнат и приветливая смотрительница в длинных одеяниях.

– Какая девочка красивая! – приговаривала она ласково. – Взрослая какая! А ножки-то что такие коротенькие, а? – И подмигивала растерянно молчащей Ане. – Зато ум длинный! – подсказывала хозяйка и смеялась высокими прыгающими смешками.

В квартире обитали подростки неопределенного пола, все они говорили хриплыми голосами, играли на компьютерах и отворачивались, когда Анна подходила к ним. А взрослые перемигивались за спиной у отца, и вот уже кто-то укоризненно тянул: «А как же культура застолья, Сергей Иванович», отбирал у него рюмку, и девочка не понимала, о чем они говорят, но знала, что это что-то обидное.

– Пысть подавятся своей кылтрой! – бормотал отец на обратном пути. – Жлобы!

Но раз в год они продолжали приезжать в гости к тете Лере. Аня даже научилась различать ее неприветливых детей. Тетя всегда говорила с ней детским голоском и каждый раз дарила фломастеры – то ли забывала о прежнем подарке, то ли решила, что племянница любит рисовать.

Тетя Лера и Ольга Степановна были толстыми. Но первую словно набили мокрой ватой, и она стала тяжелая, плотная. А вторая едва не взлетала над полом, скользя из прихожей в кухню как большой воздушный шар.

Мельникова вела в школе кружок пения. Иногда, под настроение, она начинала петь в квартире. Больше всего девочка любила «Вдоль по Питерской». Широкий свободный голос плыл по комнатам, по улицам, по городу, по планете, и все птицы замолкали, слушая Ольгу Степановну, и ветер стихал, и дождь повисал в воздухе.

Тут из кабинета выглядывал Константин Романович и смотрел. Ольга Степановна виновато прижимала руки к груди и вздыхала. «Работает…» – поясняла она девочке.

Анна от злости кусала губы. Работает он! Работают на заводе, а дома калачи едят. Так отец говорит, а ему можно верить: он не какой-то профессор в жилетке, а Главный Сварщик. На нем весь завод стоит.

4

Мельниковы собрались переезжать. Ольга Степановна вздыхала громче обычного, но не теряла рассудительности и силы духа. Константин Романович с невозмутимым видом стоял под окнами, словно ожидая, когда и его обернут пленкой и перенесут в грузовик.

Девочка старалась не плакать.

– Милая моя, мы поселимся недалеко, – успокоила Ольга Степановна. – Будем часто видеться. Можешь ездить на электричке, а можешь на автобусе. Я тебя встречу на станции. Вот через неделю и приезжай, договорились? Жаворонков напечем.

Булочки с изюмными глазками, которые прекрасно пекла Ольга Степановна, назывались не какими-нибудь заурядными плюшками, а именно жаворонками, и это было логично и правильно.

– Договорились, – кивнула Аня.

Она действительно успела съездить в гости к Мельниковым. Один раз.

А потом настал день, когда в квартиру позвонили люди с отцовской работы, и отвезли ее в больницу, и говорили с ней очень мягко, и везде провожали ее, и держали за руку, и обнимали за плечи, и обещали, что обязательно помогут, ни за что не оставят одну. Ей не дали только одного – посмотреть на папу.

Некоторое время после этого девочка могла выдавить из себя только чужие казенные фразы. «Несчастный случай на производстве, – сказала она Ольге Степановне по телефону. – Я вправе рассчитывать на пособие. Одно… едино… единовременное».

Хорошо, что у нее были чужие слова. Выпусти она наружу свои собственные, случился бы взрыв.

Взрослые говорили: мы знаем, ты любила папу.

Анна не понимала, о чем они. Разве ветка любит дерево, на котором растет?

После похорон, заснув на диване от усталости, она сквозь сон услышала разговор тети Леры и Ольги Степановны.

– …неужели мы сироту оставим! – прочувствованно говорила тетя. – Это ведь доченька Сережина, не чужой нам человек. У меня у самой дети, я знаю, каково это… – Она шмыгнула, не досказав.

– Я хотела бы помочь, – тихо ответила Ольга Степановна. – Мы с мужем можем забирать Аню на выходные, на каникулы…

– А вы телефончик свой оставьте. Пусть она первая вам позвонит. Кто знает, вдруг ей не захочется вспоминать прошлое… ну, вы понимаете… вы часть ее прошлой жизни… Такая трагедия, ужасная трагедия!

Тетя снова всхлипнула.

Анна почувствовала, как мягкая рука легла ей на лоб. Прикосновение принесло облегчение – как прохладное влажное полотенце при высокой температуре.

– Анечка, мне нужно ехать, – шепнула Ольга Степановна. – Отдыхай, девочка моя.

Несколько раз Аня просыпалась от грохота. Тетя Лера ходила по комнате и показывала незнакомым мужчинам то на телевизор, то на тумбочку, и телевизор с тумбочкой исчезали. «Какая она заботливая, – мелькнуло у девочки сквозь сон. – Надо сказать ей, чтобы не забыла папину пепельницу». Стоило ей подумать об этом, папина пепельница отправилась в коробку.

А девочка отправилась в детский дом.

Она провела там три недели, каждый день ожидая, что тетя, наконец-то обставившая комнату папиными вещами, приедет и заберет ее отсюда.

Потом стало ясно, что никто ее не заберет.

5

Вечером пятого октября студент постучался к ней, чтобы отдать деньги за месяц.

– Анна Сергеевна, – церемонно сказал он, кладя конверт на стол.

– Алексей Иванович, – отозвалась Аня.

Они называли друг друга исключительно по имени-отчеству. Да, немного нелепо, но… Так сложилось с первого дня их знакомства: самоирония плюс старомодная учтивость плюс мелкие приятности: ветка рябины в вазе на его столе, упаковка пастилы – для нее, иногда сваренный на двоих утренний кофе. Пили по разным комнатам, вместе никогда.

Анна отодвинула в сторону коробку со своими конвертами. За годы скопилась целая пачка – и она многое отдала бы за то, чтобы узнать, где сейчас человек, отправляющий их.

– Это игра? – спросил студент, кивнув на коробку.

– Что?

– Играете во что-то? – повторил он. – Квест, секретная переписка? Простите, что я спрашиваю, – заторопился он, увидев выражение ее лица, – действительно, полез не в свое дело. Я пойду, Анна Сергеевна…

– Нет-нет, подождите! – Анна вынула из коробки всю пачку. – Почему вы сказали про секретную переписку?

– Можно взять? – Она молча кивнула, и Алексей потянул на себя, точно карту с колоды, верхний конверт. – На нем поддельный штемпель. Видите? Указано только «Почта России» и какой-то бессмысленный код, а должны быть дата и время. И указания места на оттиске нет. Где было принято это письмо? В каком почтовом отделении?

Анна молча смотрела на него. Столько лет исследовать конверты на всевозможные тайные знаки, искать пометки молоком, невидимыми чернилами, и не догадаться о самом простом – о штемпеле.