Мудрая змея Матильды Кшесинской - Елена Арсеньева Страница 11

Незнакомец бросился к даме.

– Бабуля, что с вами? Снова ходили во сне? Или сердце? А где Эппл? Почему вы здесь и в таком виде?

«Хм, – подумала Алена, – высокие у них здесь отношения, однако! Быть на “вы” с собственной бабушкой! А кто такая Эппл, интересно? Собачка? Или служанка?»

– Эппл вчера уехала в комиссию по делам мигрантов, но к вечеру вернется, – проговорила старая дама, и Алена поняла, что речь все-таки о прислуге. – Я вышла подышать воздухом, но вдруг мне стало дурно, голова закружилась, и я упала. Эта любезная дама пришла на помощь. Благодарю вас, мадам! И ты поблагодари, Жак.

Жак сдержанно кивнул, а пожилая дама с неожиданной силой стиснула руку Алены, и та невольно скомкала загадочный листок, который они только что так бурно обсуждали.

– Это что? – насторожился Жак, увидев бумажку.

Сухонькие пальчики, сжимавшие руку Алены, дрогнули с таким откровенным испугом, что к нашей героине, словно переданное электрическим импульсом, пришло понимание: листок не стоит показывать типичному бургундцу. Еще это совершенно недвусмысленно свидетельствовало, что пожилая мадам вовсе не бредила, когда требовала вернуть письмо неведомому Рицци и утверждала, что какой-то серый конь сгорел. Здесь крылась тайна, и явно очень важная, не зря же мадам рухнула в обморок, прочитав письмо!

– Это мое, – сказала Алена спокойно. Сунула скомканную бумажку в карман шортов и достала одноразовый платочек. – Я хотела вытереть мадам лицо, но нечаянно вытащила эту бумажку.

– А вы, мадам, – начал Жак с какой-то странной, скорее даже обличительной, чем подозрительной интонацией, – вы русская! И, кажется, знакомая Детур? Я не люблю русских!

Да что ты говоришь? Кто бы мог подумать!

– Почему, позвольте спросить? – усмехнулась Алена.

– Моего деда убил русский. Во Френе! – злобно выкрикнул Жак. – В сорок третьем году туда пришел отряд этих разбойников маки́ ^[15], и среди них был какой-то русский. Они убили моего деда. Досталось от них и другим коллаборационистам.

Алена не без труда подавила коварную усмешку. Коллаборационисты, ах, как красиво звучит! Это в переводе значит «сотрудники». Сотрудники оккупантов, фашистов, врагов! Предатели, ребята, предатели ваши коллаборационисты – вот самое точное для них определение. Таких сотрудников во Франции было хоть пруд пруди, и среди них попадались весьма именитые персонажи, взять хоть Жоржа Сименона, рукописи которого оккупационная цензура вполне одобряла. Коллаборационистами были и звезда кино Коринна Люшер, и ее отец, знаменитый журналист Жан Люшер по прозвищу Король Прессы, и сама Коко Шанель – да-да, представьте себе!

Само собой, плохо пришлось бы всем этим сотрудникам после победы над фашистами, но, на их счастье, мудрый де Голль ^[16] объявил политику национального примирения. Иначе ему пришлось бы поставить к стенке чуть ли не каждого третьего соотечественника за это самое сотрудничество. Не зря французы до сих пор говорят: «Де Голль спас нашу честь!»

В Муляне сохранились две мемориальные доски – там, где были расстреляны молодые резистанты, жители этого села. Их просто швырнули к каменным стенам, увитым виноградом и плющом, и убили. Очень может быть, что их выдал фашистам Жаков дедуля-коллаборационист…

Глаза Алены сверкнули опасным огоньком, и весьма вероятно, на окраинной улочке Муляна сейчас приключилось бы что-то вроде Бородинской битвы, которая окончилась бы полной и окончательной Березиной, если бы пожилая дама в этот самый момент не простонала:

– Мон дье, о чем ты говоришь, Жак? Если я об этом давно забыла, ты-то зачем вспоминаешь? Ты же не видел никогда своего покойного деда, и даже твой отец появился на свет уже после его смерти! И вообще, при чем здесь эта милая особа, которая мне так помогла? Перестань болтать чепуху и отнеси меня в дом!

На свое счастье, типичный бургундец послушался. Он подхватил бабулю на руки и понес к дому, а Алена, вспомнив, что где-то рядом мается в ожидании антиквар, понеслась к себе. В спину ей, впрочем, прошелестели два мерси – одно очень искреннее, а второе явно брошенное через губу.

Да и господь с ними и с этими их мерси. Главное, чтобы торговцу не надоело ждать и он не уехал!

Из «Воспоминаний об М.К.»

Великий князь Сергей Михайлович говорил потом Мале, что императрица Мария Федоровна держала в крохотных ручках судьбы всех своих детей и ничего не собиралась пускать на самотек, тем паче в таком деликатном деле, как приобщение к радостям плоти.

Сергей Михайлович однажды намекнул М.К., будто наследник престола в ранней юности влюбился в какую-то неподходящую особу, которую вместе со всем семейством пришлось в двадцать четыре часа выслать из Петербурга. После этого он стал относиться к женщинам не без некоторой робости, а его увлечение юной гессенской принцессой Аликс усилилось.

Когда они познакомились, ей было всего двенадцать, Ники – шестнадцать. Но уже через день после встречи они стояли у окошка Петергофского дворца и алмазным кольцом Аликс писали на стекле свои инициалы, сплетая их вензелями, как это делают влюбленные.

«Мы друг друга любим», – записал Ники в тот вечер в дневнике и немедленно решил на ней жениться.

Это не нравилось императрице, вот она и решила отвлечь сына. То же советовал и новый воспитатель наследника Константин Победоносцев, которому император и императрица безоговорочно доверяли. У мальчишки возрастное любовное томление. Ему требуется романтическое увлечение, попросту говоря, ему нужна женщина. Пускай побесится, пускай перебесится – может, позабудет эту никчемную любовь к Аликс Гессенской.

Отвлечь, отвлечь. Но как?

Можно было приказать какой-нибудь фрейлине его соблазнить, но постоянно видеть перед собой особу, которая похитила невинность любимого сына, Марии Федоровне было бы неприятно. Представить ему какую-нибудь хорошенькую дочку сговорчивого дворянина? Однако здесь потребуются не только подарки девице, но еще чины и выплаты папаше. Зачем лишние расходы, когда их можно избежать?

Марию Федоровну осенило: не выбрать ли для цесаревича актрису? Ходили слухи, что даже у его предка и тезки императора Николая Павловича имелись какие-то амурные дела с актрисой Варварой Асенковой. Да и нынешние великие князья актерок весьма жалуют.

А впрочем, императрица не любила театр: актерки бывают вульгарны и ведут себя ненатурально. Нельзя, чтобы у будущего государя испортился вкус. Может быть, оперная певица? Нет, не дива, конечно, а красивая хористка. Хорошая мысль!