Героев не убивают - Елена Топильская Страница 11

— Хорькову звонишь? — Я воспользовалась паузой, пока Леониду Константиновичу докладывали о звонке. Он кивнул.

Вот, значит, чьих господин Масловский будет. Тогда понятны причины его процветания: «хорьковское» преступное сообщество, насколько мне известно, на сегодняшний день наиболее крупное и сильное не только в городе, но и в регионе, затмившее, пожалуй, даже «тамбовцев» и, как поговаривают, стремительно набирающее вес за счет близости к правительственным кругам. Дело в том, что один из явных «хорьковцев» еще в те времена, когда про эту группировку знал только ограниченный круг специалистов, решил заняться политикой, устав, видимо, от круглосуточной игры «в наперсток». И занялся, вне всякого сомнения, с благословения самого Леонида Константиновича. Как дальновидный стратег, Хорьков сделал ставку на обладание политическими рычагами и не ошибся. Как, похоже, не ошибся столь же дальновидный бизнесмен Масловский, сделав ставку на Хорькова.

Наконец рубоповского руководителя соединили с Хорьковым, некоторое время он ворковал в трубку, похохатывая и обсуждая политические новости, потом перешел к делу.

— Леня, ты как с Масловским, давно виделся? Нет? А он сейчас в пределах досягаемости? Да, я слышал, вот по этому поводу и беспокою. Как бы с ним связаться? Одному хорошему человеку надо поговорить. Сделаешь? Жду.

Он положил трубку.

— Через пять минут перезвонит. Кофе хочешь? Звонок раздался ровно через пять минут. Замначальника РУБОПа взял трубку и сразу передал ее мне.

— Алло! — сказала я.

Мне ответил глуховатый голос:

— Это Масловский. Что вы хотели?

Я представилась по полной программе, не забыв даже назвать свой классный чин — младшего советника юстиции, и быстро сказала, что хотела бы с ним увидеться буквально на полчаса и выяснить один вопрос.

— Я понимаю, — устало ответил он. — Это касается дурацкого ажиотажа в средствах массовой информации. К сожалению, я сейчас за границей; все, что я могу для вас сделать, — это ответить на ваши вопросы по телефону.

На мгновение я задумалась. Объяснение по телефону не возьмешь.

Во-первых, я не знаю точно, с Масловским ли я разговариваю. Во-вторых, я не вижу, как он мне отвечает. А может, рядом с ним стоят громилы с пистолетами, нацеленными в голову. Но правила игры диктовала не я, поэтому приходилось довольствоваться тем, что мне предлагают.

— Тогда ответьте на первый вопрос: где ваша жена?

— Рядом со мной.

— Вы можете передать ей трубку? — Вопрос риторический по тем же самым причинам. У меня не будет подтверждений тому, что я разговариваю именно с женой Масловского, и я не увижу, как она мне отвечает.

— К сожалению, она в данный момент не может подойти к телефону, — мужчина на том конце провода отвечал мне ровным голосом, не выказывая никаких признаков волнения. Мне очень некстати вспомнилась картинка из какого-то юмористического журнала, на которой изображены женские ноги, торчащие из ванны, в то время как другие части тела скрыты под водой, а на фоне ног злодейского вида мужик говорит в телефонную трубку: «Жена сейчас не может подойти, она в ванне». — Но я могу вас заверить, что с ней все в порядке.

Настаивать я не решилась.

— А вы не могли бы написать то, что вы мне сейчас сказали, и отправить по факсу? — робко спросила я. — Мне нужен документ с вашей подписью…

— К сожалению, у меня под рукой нет факса, — вежливо, но устало ответил мне мужской голос. «Ерунда, — подумала я, — в любой, даже трехзвездочной, гостинице факс имеется. Но не будем выкручивать бизнесмену руки. Может быть, он говорит со мной с белоснежного песочка на собственном участке побережья Средиземного моря и рядом с ним действительно нет оргтехники».

— Вы не могли бы по приезде в Россию позвонить мне? — Я назвала номер телефона.

— Обязательно, — по-прежнему ровно ответил мне мой телефонный визави, но я готова была поклясться, что он и не подумал записать номер и звонить не собирался. — До свидания. — И он отключился, а я успела подумать, что могу написать справку о телефонном разговоре с Масловским. Одна только закавыка: я не смогу указать в справке, по какому номеру я соединилась с Масловским, равно как не смогу объяснить, как вышло, что он мне позвонил.

…Расследование, предпринятое пресс-службой РУБОПа на телевидении, показало, что в компьютере, куда сотрудники новостных (дурацкое слово, но «новостийные» еще хуже) программ заносят поступающую информацию, не содержится никаких сведений о сногсшибательной новости про похищение супруги магната.

Значит, придется воспользоваться своей агентурой в мире прессы, подумала я и позвонила на пейджер Старосельцеву, оставив просьбу срочно связаться со мной (вопрос, по какому телефону, да ладно, сообразит). Пока я в кабинете замначальника РУБОПа допивала кофе, зазвонил телефон. Горчаков продиктовал мне номер, по которому я могу срочно связаться с журналистом Старосельцевым, и осведомился, не поинтересуюсь ли я, как он меня нашел так быстро.

— А что тут непонятного? — удивилась я. — Я тебе сказала, что пошла в РУВД, ты позвонил туда, дежурка по рации связалась с водителем, который ждет меня возле РУБОПа, а здесь ты начал поиски с кабинетов руководства.

— Больно умная, — пробурчал Горчаков и отключился.

Старосельцев, конечно, ждал моего звонка, трясясь от нетерпения.

Изложив ему суть своей просьбы, я услышала в ответ категорическое условие предоставить ему срочный доступ к информации и только в обмен на мое согласие получила надежду на помощь.

— Куда за вами заехать? — деловито спросил Старосельцев.

— Куда-куда… Чайковского, тридцать.

— Я на Садовой, буду минут через сорок. Что-то у меня карбюратор барахлит…

— Понятно, — я с трудом сдержала улыбку, — лучше я за вами заеду. Думаю, что я буду быстрее, минут через десять.

За те шесть минут, что я на рувэдэшной машине с «мигалкрй» добиралась до Садовой, мой исполнительный общественный помощник Старосельцев успел созвониться со своими знакомыми на телевидении и порадовал меня тем, что нам уже заказан пропуск.

Милиционер на входе в здание попенял мне на то, что на моем прокурорском удостоверении не так приклеена фотография (проигнорировав, однако, тот факт, что на журналистском удостоверении Старосельцева оная отсутствовала вовсе), но все-таки пропустил внутрь, и я пошла по цитадели властителей дум вслед за Старосельцевым, уверенно лавирующим по нескончаемым бетонным лабиринтам. По дороге он рассказал, что мы идем к его старой знакомой — тележурналистке Энгардт, с которой он уже разговаривал на интересующую меня тему, и она обещала поспрашивать коллег.

Эффектная рыжеволосая Елизавета Энгардт, с глазами умной стервы, ждала нас в крохотной комнатке, заставленной телеаппаратурой. Я вспомнила, что мы с ней один раз сталкивались — она приезжала на место происшествия, где я проводила осмотр. Я вспомнила и свои ощущения, когда в разгар осмотра оказалась рядом с ней: она — холеная и рафинированная, вокруг нее скакали операторы, заглядывая ей в глаза и ловя каждое движение, — то доску из-под ноги уберут, то поднесут зажигалку, заметив, что Энгардт достает из сумочки тонкую дамскую сигарету… А я была усталая, растрепанная и уже успела чем-то запачкать светлую юбку, и хотя вокруг меня скакали опера, на фоне журналистки Энгардт с ее свитой все было не то. Но тем не менее Энгардт, как интеллигентная, воспитанная барышня, ободряюще мне улыбнулась, ничем не обнаруживая своего превосходства, которое, по крайней мере с точки зрения сопровождавших ее лиц, было очевидным. И ласково сказала: «Не волнуйтесь, мы вас красиво снимем». И действительно, расставила всех таким образом, что на экране я, вопреки обыкновению, себе понравилась. За что я была ей очень благодарна. Ни один мужчина-репортер такого эффекта ни разу не добился.