Твоя очередь умереть - Кирилл Казанцев Страница 11

— Это он еще водочки не навернул, — гоготнул второй. — Ничего, устраним пробел. Напористый ты змей, кентуха, повесил ментам сопли на уши.

Звон в ушах стоял нестерпимый, голова трещала, как горящая изба. Двое медленно и опасливо приближались.

— Только не бей, — сказал один, беря его за рукав. — Пошли, Максим, прыгай в тачку, все нормально, мы хорошие. Я — Фаткин, это Угрюмый, мы не санитары, не менты… Уже и не чаяли тебя найти, приятель, думали, ты из города свалил, барражировали исключительно для очистки совести…

— Не тормози, кореш… — урчал второй. — Соображай по-пырому…

— Мужики… — растерялся Максим. — Это мило, конечно, но какого хрена, прошу прощения за вопрос?

— Пошли, пошли, пока менты не повязали, — толкал его в спину Угрюмый. — Информашка прошла по твою грешную душу, скажи спасибо Фаткину, это он ее добыл… Ну, чего ты такой беспомощный, шевели булками!

Ком стоял у горла, руки обвисли. Он очнулся уже в машине, куда его затолкали в четыре руки. Фаткин кому-то названивал, извещал, что «объект локализован, обезврежен и прибран». Угрюмый разворачивал обшарпанные «Жигули», насвистывал «Мурку». Он помчался в обратном направлении, объезжая встречный и попутный транспорт — хорошо, что в ночное время он не кишел, как опарыши в банке.

— А ничего, что мы по встречке едем… сэр? — ехидно поинтересовался Фаткин. — Слышь, Угрюмый, ты бы голову на радостях включил, а?

— Все ништяк, братва, прорвемся, сядем все! — радостно гоготал Угрюмый и, практически не снижая скорости, вывернул с бульвара на Канатную. Там благоразумие восторжествовало, и он перестал демонстрировать стиль рискованной езды.

— Мужики, вы зря это… — пытался урезонить их Максим. — Нельзя вам со мной якшаться, я опять под колпаком, менты ливер давят — вы же сядете из-за меня, придурки…

— Менты у нас такие, — меланхолично пробормотал Угрюмый. — С ними не расслабишься… — И сплюнул в открытое окно. — Вот же племя фараоново, мать его…

— Максим, не ершись, — сказал Фаткин. — Не забывай, что нам самим страшно. Мы что тебе, супергерои?

— Так вот и я о том…

— Твой мозг способен дать команду заткнуться? — разозлился Фаткин. Он сильно нервничал — пот струился по физиономии, очки загадочно поблескивали в свете мелькающих фонарей. — Или поговорить о чем-нибудь уместном?

— Хорошо, давай об уместном… Куда мы едем?

— К Бобышке. Скоро вся компания туда подтянется… а может, уже подтянулась.

— Идиоты! — закипел Максим. — Нельзя к Бобышке! Этот адрес на Олеко Дундича менты зачистят в первую очередь, я же туда шел!

— Уймись, — поморщился Фаткин. — Верка не живет на Олеко Дундича, ты напрасно туда шел. Верка живет на Партизанской — у нее нормальный дом, оставшийся от бывшего… вернее, от мертвого мужа. Из дома несколько выходов, чего ты трясешься?

— В цвет попал, — подтвердил Угрюмый. — Центровая хаза у Верки — такую понтовую блат-хату можно учудить…

— Надеюсь, — проворчал Максим. — А то я такой переполох затеял — целую банду уложил…

— Мы в курсе, — кивнул Фаткин. — Ильич рассказал. У него прямая связь с коллегами в ментуре, которым не по нраву происходящее в этом городе. Не удивляйся, такие люди еще есть. Он в курсе последних криминальных событий. Представили, конечно, иначе: бандитское нападение одного на четверых — план «Перехват», всем постам, вся фигня, известно имя нападавшего…

— В натуре, — согласился Угрюмый. — Прочно ты сел на вилы, Максимка.

— Ничего, что спрошу? — перебил Максим. — Кто такой Ильич?

— Мент позорный, — хохотнул Угрюмый, сворачивая на неприметную улочку.

— Бывший мент, — поправил Фаткин, покосившись на Максима. — Из машины не прыгай на полном ходу… Суриков Алексей Ильич. Четыре года в отставке — ушел в капитанском звании, пока не начались проблемы с совестью. Основательный дядька. Мы с ним практически друзья, на соседней улице живет, в шахматы часто играем…

— Отказываюсь что-то понимать, — признался Максим. — Почему меня подставляют, что я им сделал? Вернулся с зоны, никого не трогал…

— Вот об этом Ильич и хочет с тобой перетереть, — пробормотал Фаткин. — Всё, мужики, кончай болтать, уже приехали…

Кружилась голова в предчувствии чего-то странного, невероятного. Тихая улочка у самых гор, приземистый домик за резной оградой в окружении бурной зелени. Тишина, покой… Его не нужно было упрашивать, сам шел — и чем дальше, тем быстрее. Обстановка в гостиной не блистала роскошью, но вот то, что ее наполняло…

— А вот и мы наклюнулись, — возвестил Угрюмый, вторгаясь первым в гостиную.

— Скотина ты все-таки, Каверин, — бескомпромиссно заявила Верка Верещагина, одетая весьма «непринужденно» — в короткие шортики и топик. Уперла руки в бока, приняв излюбленную позу, осуждающе качнула головой. — Какая же редкая ты скотина… Даже не пришел, даже не намекнул, что ты в городе, — узнаем об этом от посторонних лиц…

— А ты только глянь, как она для тебя разделась, — съязвил Макар Глуховец, развалившийся на диване с бутылкой пива.

— Заткнись, Макар, — окрысилась Бобышка. — Я раздета ровно настолько, чтобы считаться одетой! Ты бы видел, в чем я тут хожу, когда никого нет!

— Хочешь, чтобы я увидел? — насторожился Макар.

— Коляша, блин, парамыгу закрой! — ахнул Угрюмый, выстреливая пальцем в открытое окно. — Мы что тут, в гости всех зовем?

Вылетел из кресла долговязый Коля Селин, захлопнул оконную раму, задернул шторы и повернулся — весь сияющий, желтозубый, довольный, словно кот, объевшийся сметаны! И все по незримой команде бросились его обнимать, тискать, трясти. Слезы наворачивались на глаза, плотный ком стоял в горле. Как же он счастлив был их видеть! Они смеялись, никто не чувствовал себя неловко, даже Бобышка подобрела и запечатлела на щеке у Максима такой кровожадный поцелуй, что он его потом неделю чувствовал!

— Да ладно, не мните, — ухмылялся Фаткин. — Он же, как былинка, падет сейчас, а нам его лечить.

Макар состроил физиономию начинающего иллюзиониста и сдернул скатерть с барной стойки. Объявился «шведский стол» — бодрящий русский напиток, резаные фрукты, что-то мясное, рыбное, возможно деликатесное.

— Водка есть, закуска есть, чего еще в жизни надо? — урчал Угрюмый, разливая водку по пузатым стопкам. — Налегай, Максим, чавкай, мы же видим, какой ты не голодный…

— Я тоже не голодный, — ржал Коляша Селин, ломая руками костлявую барабульку. — Устал, итить ее, на этой долбаной работе…

— Хорошо, когда у человека много работы, — нравоучительно изрек Макар, подымая стопку. — Тогда у печени ее значительно меньше. Ну, давайте, пацаны и девчата, с приехалом, как говорится. Мы долго приближали этот день, все глаза протерли, ждалки прождали — где там наш Максим…

Выпили по второй, прошлись по мерзкому качеству современной подорожавшей водки, после чего Бобышка предупредила: