Святотатство - Джон Мэддокс Робертс Страница 11

— Назначать цену — это дело продавца, — пожал плечами я. — А чем отличается модель для наемника?

— Различий почти нет, за исключением того, что щит для наемника обит простой коровьей кожей коричневого цвета, а вместо медного обода у него обод из сыромятной кожи. Защищает он ничуть не хуже, чем щит для легионера. Но мы же с тобой знаем, легионеры поднимут бунт, стоит им увидеть, что наемники получили такие же красивые доспехи, что и они.

— Справедливо сказано, — кивнул я.

— Я готов сбавить цену на целых двадцать динариев, если взамен мне предоставят старые щиты, — заявил откупщик. — Их я продам египтянам. Но при этом я оставляю за собой право отказываться от щитов с глубокими зарубками и вмятинами.

Я пообещал откупщику сделать все, что от меня зависит. В ответ он дал понять, что будет не только благодарен, но и щедр. Забегая вперед, скажу, что легионы опробовали новые щиты и нашли их весьма удобными. Однако заключать договор на поставки они не стали, ибо нашли более дешевый выход, просто-напросто обрезав старые щиты и превратив их из овальных в прямоугольные. Военачальники, занимавшиеся вооружением армии, всегда отличались сообразительностью.

Расставшись с откупщиком, я подошел к одному из прилавков, так как почувствовал, что настало время позавтракать. Купив тонкую пресную лепешку, в которую был завернут кусок мяса, жареный лук и рубленые оливки, приправленные чесночным соусом, я утолил голод и запил еду разбавленным вином. Смакуя вино, я увидел поверх края кубка нечто любопытное.

На некотором расстоянии от меня находился шатер какого-то вещуна, из которого как раз выходил молодой человек. То был совсем зеленый юнец — наверняка с тех пор, как он впервые побрился и надел тогу без полосы, прошло не более нескольких месяцев. Наружность его показалась мне смутно знакомой, хотя я не помнил, когда и при каких обстоятельствах мы встречались. Юноша беспокойно озирался по сторонам, словно человек, только что совершивший недозволенный поступок. Я заметил, что на нем красные кожаные сандалии, украшенные полумесяцами из слоновой кости — носить такие дозволялось только патрициям. Именно эти сандалии заставили меня наконец вспомнить, где я видел молодого человека. Сегодня утром он был среди тех, кто окружал Клодия. Разговор как раз шел о ритуале Доброй Богини, и мальчишка выдал собственную неопытность, заявив, что женщины, оставшись без мужчин, не могут заниматься чем-либо непристойным. Решив, что не стоит пренебрегать подвернувшейся возможностью завязать новое знакомство, я направился к нему, стараясь при этом, чтобы он меня не заметил.

— Приветствую тебя! — громко произнес я, оказавшись у юнца за спиной.

От неожиданности тот едва не выпрыгнул из своей тоги. Лицо его, когда он повернулся ко мне, было белым как мел. Он невольно бросил взгляд в сторону шатра вещуна, явно опасаясь, что я могу его изобличить. Я похлопал его по плечу, показывая тем самым, что не питаю враждебных намерений.

— Сегодня утром мы с тобой виделись в доме Целера, но не были друг другу представлены, — напомнил я.

Юноша с трудом сдержал вздох облегчения.

— Я — Аппий Клавдий Нерон, — произнес он. — И я знаю, кто ты такой, сенатор Метелл.

Мы пожали друг другу руки.

— Рад поприветствовать новоиспеченного гражданина, — заметил я. — Полагаю, ты впервые надел тогу римского мужа, когда я был в Галлии. Ты сын того Аппия Клавдия, который был легатом Лукулла в Азии?

— Нет, я его двоюродный племянник. Его отец и мой дед были братьями.

Значит, Клодию и Клодии этот щенок приходится троюродным братом, прикинул я про себя. Прежде Клодия звали Клавдием, он сменил имя, решив стать плебеем, а любящая сестра последовала его примеру.

— Приятно убедиться, что старинные патрицианские семьи порождают сильных и крепких отпрысков, — сияя улыбкой, сказал я.

По-моему, род Клавдиев был способен производить на свет лишь крыс, но, возможно, стоявший передо мной юнец представлял собой приятное исключение. Раз в столетие в роде Клавдиев появляется достойный муж. К числу таковых относился и старший Аппий. Впрочем, то обстоятельство, что молодой Аппий увивался вокруг Клодия, отнюдь не делало ему чести.

— Благодарю, — выдавил из себя юнец. — Не хочу быть неучтивым, господин, но я вынужден тебя покинуть. У меня назначена встреча и я должен спешить.

— Не смею тебя задерживать, — кивнул я. — Надеюсь в самом скором времени видеть тебя среди гостей в своем доме. Мы должны познакомиться поближе.

Я обеими руками сжал его руку и заметил, что она дрожит. А потом я заметил нечто весьма странное — на указательном пальце он носил массивный перстень, из тех, где хранят яд.

«Зачем этому мальчишке понадобился перстень с отравой?» — спрашивал я себя, глядя в его напряженную от страха спину. Я догадывался, что найти ответ на этот вопрос для меня очень важно. Подобные вещи были давно известны в Риме, но бытующее среди варваров убеждение, согласно которому римляне использовали кольца с отравой, дабы отправлять на тот свет своих врагов, не вполне соответствовало истине. Несведущие люди воображают, что перстни снабжены крохотной крышечкой, которая, отскакивая благодаря нажатию миниатюрной пружины, позволяет высыпать яд в еду или питье врага. На самом деле перстни с отравой являются средством мгновенного самоубийства. Как правило, такой перстень представляет собой золотой ободок, в который хитроумно впаяна капсула, наполненная ядом. Существует единственный способ вскрыть эту капсулу — раскусить ее зубами. В тревожные времена гражданских конфликтов, когда ошибка в выборе партийной фракции может означать смерть, перстни с отравой становятся излюбленным украшением римлян. В спокойные же времена они — большая редкость. Время, о котором идет здесь речь, можно было назвать относительно спокойным.

Я и сам иногда вынужден носить подобную убийственную безделушку. Когда знаешь, что в любую минуту дверь твоего дома может быть взломана бандой гнусных подонков, или ждешь, что враги набросятся на тебя в темном переулке, сознание того, что ты можешь ускользнуть из их рук, позволяет почувствовать себя увереннее. Надо только прокусить тонкую золотую оболочку, и ты избежишь пыток и позорной мучительной смерти. Никому уже не удастся сбросить тебя с Тарпейской скалы или, поддев на железный крюк, через весь город протащить к Тибру и утопить в его водах.

Но у такого зеленого юнца, как Аппий Клавдий, не могло быть серьезных врагов. Возможно, он просто пытается внести в свою жизнь остроту, решил я. Мальчишки, едва начавшие бриться, любят заигрывать со смертью: носят перстни с отравой, прячут под тогой отравленные клинки или сочиняют стихи о тщете всего земного. Тем не менее все, что имело хотя бы отдаленное отношение к Публию Клодию, никак нельзя было счесть не стоящим внимания пустяком.

Я направился к шатру гадальщика, из которого вышел Аппий Клавдий. Подобно всем прочим палаткам такого рода, она представляла собой весьма ненадежное сооружение из обтянутых дешевой толстой тканью шестов. В тех, где располагаются торговцы, перед входом обычно стоит прилавок с товарами, а здесь он отсутствовал. Зато спереди грубая ткань была расшита магическими символами: изображениями полумесяцев, змей, сов и тому подобного. Я раздвинул занавески и, пригнувшись, вошел внутрь. Тесное пространство было сплошь заставлено корзинами, где хранились сушеные травы, сосудами, наполненными благовонным маслом, и какими-то диковинными предметами, о предназначении которых мог догадаться лишь человек, сведущий в магии. В одной из корзин я с содроганием увидал целый клубок извивающихся черных змей.