Отпуск на тот свет - Анна и Сергей Литвиновы Страница 10

– Димочка! Мы же после этого инвалидами станем! Там холод какой – губы обветрятся.

– А мы через платочек. Давай начнем тренироваться прямо сейчас?

* * *

Он медленно подошел к своему месту. Пора! Наклонился, сунул руку в карман. И кинул дымовую шашку под кресло, туда, где сидели эти двое с товаром.

* * *

– Если хочешь, ты можешь даже покрутить штурвал! – великодушно разрешил Андрей пацану. – Только аккуратнее. – Он встал у него за спиной. Пацан осторожно повернул штурвал вправо.

– Вот видишь, ничего страшного. Ты и сам можешь управлять самолетом! – сказал Василий Михайлович.

Леша посмотрел на него восхищенным взглядом.

* * *

– Пожар, пожар! – изо всех сил закричал он и тут же увидел, как интеллигент судорожно схватился за внутренний карман. Значит, его расчет оказался верным. Как только запахнет жареным, они сами себя выдадут и покажут, где именно находится груз.

Он успел надеть респиратор.

Самолет окутал сизый удушливый дым.

* * *

Боже мой, что за вонь! Аркадий пулей выскочил из туалета, на ходу вытаскивая пистолет. Он еле открыл дверь из гальюна – проклятый замок опять заело! – и не увидел ничего. Самолет был окутан дымом. Визгливо и тупо кричала какая-то женщина. На одной ноте: «А-а-а!» – ей вторил ребенок. Пожар? Взрыв?

Аркадий изо всех сил крикнул: «Спокойствие! Всем оставаться на местах! Ситуация под контролем». И стал пробираться к кабине пилотов.

* * *

Взрыв! Крики. Едкий дым. В первую секунду Таня не соображала ничего. Но у парашютистов от каждого мгновения зависит жизнь, поэтому она тут же взяла себя в руки и автоматическим жестом зажала нос и стала дышать ртом. Слезились глаза. Надо подумать о Диме – он ведь не профессионал! Но Дима, оказалось, не растерялся. Он тоже одной рукой уже зажал нос, а другой – показывал Тане под сиденья. Туда, где у них стояли сумки с парашютами.

* * *

В дверь кабины отчаянно замолотила стюардесса.

– Откройте! У нас тут пожар!

– Какой, на х… пожар? – воскликнул Геннадий. Все приборы показывали норму. Василий Михайлович распахнул дверь. В кабину ворвался черный дым.

Лешка отчаянно закричал и вцепился в штурвал.

Самолет завибрировал и накренился вправо.

– Выкинь его из кресла! – гаркнул Василий Михайлович Андрею.

* * *

«Каким образом я мог повредить самолет? Почему мы теряем высоту? Или уже приняли решение об экстренной посадке?» Груз был у него. И никто не понял, что именно ОН бросил дымовую шашку! Пока все шло по плану. И по его же плану ничего не должно случиться с самолетом. Дымовая шашка – штука относительно безопасная. Дышать тяжело, но от такого дыма никто не отравится. Если пилоты поведут себя грамотно и включат вентиляцию – дым рассеется через десять минут. Надо сидеть в туалете и ждать.

* * *

– Говорит 2315. У нас – «двадцать два». Повторяю: у нас «двадцать два», – связался с землей Андрей. – Возможен «компас». Повторяю: возможен «компас».

«Двадцать два» означало – «взрыв на борту, пожар». «Компас» по коду, действующему в нынешнем месяце, значило: «Возможен террористический акт, захват самолета».

Андрей выдернул наконец из своего кресла оцепеневшего и намертво вцепившегося в штурвал Лешку.

* * *

Аркадий отлично различал запахи. Он мог отличить «Ротманс» от «Мальборо» – хотя сам не курил – и «Гуччи» от «Босса», – хотя никогда не пользовался туалетной водой.

Аркадий быстро определил: это не пожар. Какой-то идиот бросил дымовую шашку. Надо быстрей сообщить об этом пилотам. До их кабины оставались считанные метры.

И тут самолет резко накренился вниз.

* * *

Самолет падает, понимала Таня. Это неуправляемое падение. Секунд через пятнадцать, может быть через двадцать, они врежутся в землю. «Боже, за что ты меня караешь!»

Никакие парашюты их не спасут. Ничто их не спасет. Они их не успеют надеть. А если наденут? Двери закрыты. Самолет загерметизирован.

Ощущение было таким, будто они падают с американской горки. Или находятся внутри оборвавшегося лифта. Удар будет страшным, понимала Таня. «Господи наш, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй мя, грешную!» Она читала единственную молитву, что знала. И снова, сначала: «Помилуй мя, грешную!»

Пассажиры не кричали, не плакали. Все, даже дети, оцепенели перед неминуемо надвигающейся на них землей.

Дима вцепился в подлокотники кресла. Лицо его было искажено.

До удара о землю оставались секунды.

* * *

Дима приготовился к неминуемому. Какая глупость – гибнуть таким молодым. Хорошо бы не было больно. А вдруг ему повезет? Вдруг его выбросит на лапы елей? Или в воду. Или в стог сена. Он читал: бывали такие случаи. Он нагнулся в кресле, закрыл голову руками и постарался сгруппироваться. Может быть, повезет.

* * *

Срок, который мысленно отвела Таня до удара о землю, прошел. Они прожили на одну, две, пять секунд больше.

Падение самолета стало не таким стремительным. Оно замедлилось. Оно стало более пологим.

О боже, летчикам удалось выровнять самолет! Он уже шел параллельно земле.

Таня посмотрела в иллюминатор. До земли оставалось не более двух километров. «О боже, ты услышал мою молитву!» Слезы навернулись у нее на глаза.

И в этот момент в задней части самолета раздался сильный хлопок.

* * *

Раздался сильный хлопок.

Тут же Дима ощутил сильнейший удар по ушам, будто бы кто-то с силой сдавил их обеими руками.

Самолет вдруг наполнил ледяной воздух.

Рев моторов стал гораздо громче.

Спереди вихрем полетели какие-то бумажки.

Дима оглянулся. Задняя дверь самолета была распахнута настежь. Забортная синь была опасно близка.

А неподалеку от распахнутой двери навзничь лежал неподвижный человек.

Дима не отрываясь смотрел на него и на распахнутую в синеву дверь.

Самолет прекратил движение по вертикали и стал медленно набирать высоту.

Неподвижный человек медленно скользнул по полу в сторону раскрытой двери.

– Там человек! – изо всех сил заорал Дима.

Из-за рева турбин слышать его могла только Таня. Самолет продолжал набор высоты. Неподвижный человек еще на несколько сантиметров продвинулся к двери по пологому полу кабины. До отверстия, до пустоты, ему оставалось каких-нибудь сантиметров тридцать. Еще несколько секунд – и все!

Дима понял, что действовать он может только сам.