Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева Страница 10

Вот именно об этом он и молился всю дорогу: чтоб цыганка неразродилась в машине. И не представлял, что станет делать, если это все жеслучится. Изредка взглядывал на нее, боясь увидеть, что – началось .

Пока ничего, впрочем, не начиналось. Она как села напереднее сиденье («Лексус» машинка не тесная, вот уж нет, однако даже в«Лексусе» на заднем сиденье не поместился беременный цыганский живот), так исидела, выпрямившись, словно кол проглотила, пристально уставившись вперед, надорогу. Стонать и причитать перестала, только изредка протяжно вздыхала и,кажется, скрипела зубами. В эти минуты Василию было особенно жалко ее.Поскрипишь тут, наверное!..

«Лексус» – он по хорошей дороге километры жрет только так, авот по колдобинам, как те, которые сейчас были под колесами, таскаться невыучен. Иногда случались такие подскоки, что цыганке изменяла ее выдержка ираздавался глухой стон. Тогда Василий покрывался ледяным потом и отчаянноскашивал глаза: не начались ли уже схватки или, чего доброго, преждевременныероды?

Но цыганка, с заострившимся носом, по-прежнему сидела прямои тискала длинными смуглыми пальцами подол. Подол был линялый, а пальцы –довольно красивые, с изящными ногтями, совсем даже не грязные. Цыганка этавообще производила впечатление большой аккуратистки. Волосы не распущены абыкак, а заплетены в две тяжелых ровных косы. Руки, как уже сказано, чистые. Ногине босые, а в потертых кроссовках. Диковато смотрелись эти кроссовки рядом сворохом юбок, да ладно, чего от ромалэ ждать, потом не разит от нее, да иладно. Василий потных баб на дух не переносил, считал их позором женского рода.Эта была не потная.

Он все чаще на нее косился. Опыт общения с цыганками у негобыл невелик. У его сестры Маши одна такая вот многоюбочница полтора года назад выманилавсе деньги, предназначенные на квартплату за два месяца, но, с другой стороны,сестрица Василия от рождения самая настоящая Маша-растеряша. Порою и к Василиюприставали цыганки с просьбой дорогу показать (это у них уловка такая, всемизвестная: начнут с того, что дорогу спрашивают, а потом деньги клянчат, проразбитое сердце твердят и предлагают погадать «на судьбу»), и тогда он вежливоотвечал, что нездешний и никакой дороги не знает. Отчего-то после этого цыганкиот него отставали. Словно у приезжего не может быть разбитого сердца и«судьбы», на которую надо гадать!

Словом, с цыганками у Василия были отношения вполнебезоблачные, однако рядом с этой беременной особой он чувствовал некоторуюопаску. Чем больше смотрел на нее, тем больше напрягался: в цыганке было что-тонеестественное. В ее молчаливости, в ее выдержке. Она должна вести себя совсеминаче! Корчиться, громко стенать, выдавливая сквозь стиснутые зубы какие-нибудьневнятные цыганские слова. Скандалить, просить ехать побыстрее или, наоборот,не гнать. В конце концов, предлагать ему погадать, что ли! Она же молчала,словно… словно партизанка в лапах врага. Будто Василий вез ее на расстрел, а нев роддом! У нее даже лицо как бы усохло от напряжения, от невероятных усилийсдерживаться. Профиль стал горбоносым, каким-то мужским, губы поджались вниточку.

Или ему все это чудилось? Ну что, в конце концов, он знал оцыганах и цыганках? Разиков двести выслушал легендарный Маруськин рассказ оквартирных деньгах, романтическую повесть М. Горького «Макар Чудра» в юностичитал да еще смотрел кино «Табор уходит в небо». В повести и в фильме былацыганка Рада с чрезмерно развитым чувством собственного достоинства. Именно эточувство и довело ее в конце концов до смерти. Так, может быть, причина каменногомолчания пассажирки тоже чрезмерно развитое чувство собственного достоинства?

Ну, ребята…

Он ехал и уже прямо-таки молился, чтобы пытка присутствиемэтой женщины в его машине поскорей кончилась. Однако сержант Кондратьев наврал:роддом – обещанная сержантом клиника – вовсе не находился «на самом въезде вДзержинск». Раза три Василию приходилось сворачивать к допотопным киоскам – назаре демократии такие зарешеченные железяки назывались «комками», в Нижнем ихвсе давно посносили и поставили на их месте хорошенькие мини-маркеты, а здесь,в глубинке, они все еще маячат, словно призраки прошлого, – и спрашиватьдорогу. Потом он все же отыскал будочку автобусной остановки с надписью:«Магазин имени Свердлова» (при чем тут вообще Свердлов, ради Христа?!),практически напротив которой, по словам аборигенов, должен был находитьсяроддом, однако это «практически напротив» оказалось понятием весьма и весьмарастяжимым. Но вот наконец в свете фар мелькнули два двухэтажных дома,соединенные длинным переходом, и Василий понял, что прибыл на место. И нетолько сам прибыл, но и свой опасный груз доставил. В целости и сохранности!

– Интересно, где тут у них приемный покой? – проворчал онсебе под нос, вглядываясь то в одно здание, то в другое.

Никакого путеводного огонька. Никакого светящегося табло.Дежурные сестры и врачи спят небось без задних ног, и свет в приемном отделениипогасили. Он уже хотел дать сигнал, да погромче, чтобы разбудить безмятежнодрыхнущих спасителей человечества, но спохватился, что заодно перебудит ни вчем не повинных мамаш с их детишками, и убрал руку с сигнала. Заглушил мотор,открыл дверцу. Полуобернулся к цыганке и предупредил:

– Не волнуйтесь, я сейчас выйду поищу, где тут у нихприемный покой. Разбужу, если спят. Потерпите еще минуточку, ладно?