Чудовище должно умереть - Николас Блейк Страница 10

— Ну, старина, — сказал он, — хотите посмотреть что-нибудь конкретное или обойдем весь этот бедлам?

Я выразил предпочтение ознакомиться целиком со всем бедламом. Исключительно по собственному неведению. Казалось, наше путешествие по киностудии никогда не кончится. Кэллехен без остановки сыпал техническими терминами, пока мой мозг не стал напоминать усыпанную кляксами бумагу на столе в почтовом отделении: я только надеялся, что борода скрывает мою тупость: когда я умру, на моем сердце обнаружат сакраментальные термины «угол камеры» и «монтаж», значение которых я так и не постиг. Тот небольшой запас восприимчивости, с которым я явился, вскоре был совершенно истощен постоянным сражением с яростно цепляющимся за мои ботинки кабелем, с попытками ослепить меня вспышками дуговых ламп и окончательно подкошен ожесточенной перебранкой подсобных рабочих: перед здешней манерой выражаться ругань грузчиков или какого-нибудь сержанта кажется изящной речью члена Лиги Непорочности. И все это время я пытался высмотреть Лену Лаусон, все более затрудняясь упомянуть ее имя в небрежном разговоре.

Однако во время краткой остановки на ленч сам Кэллехен и дал мне эту возможность. Мы беседовали о детективных рассказах и о невозможности создать фильм на базе лучших из них: он читал два-три моих детектива, но его совершенно не интересовала личность автора — я же готовился отразить возможные неудобные вопросы с его стороны, — однако Кэллехена интересовали только технические вопросы (что он, естественно, именовал «техникой»). Разумеется, Хоулт сказал ему, что я подыскиваю декорации и детали нового триллера. Вскоре он поинтересовался, почему для своих исследований я выбрал «Бритиш регал»: я сразу увидел блестящий шанс и сказал, что «Коленки горничной», последний английский фильм, который я видел, был сделан на этой студии.

— Вот как! — сказал он. — А я бы сказал, что вы из тех, что сбежали бы, как от чумы, от компании, которая снимает такую халтуру.

— Где же ваша корпоративная гордость? — сказал я.

— А чем здесь гордиться — нижним бельем и юмором биржевых маклеров? Был бы хоть фильм приличным!

— Эта девушка… как ее… Лена Лаусон показалась мне неплохой актрисой. По-моему, она далеко пойдет.

— А, ее выдвигает Вейнберг, — мрачно сказал Кэллехен. — Начиная с ног и все выше и выше, вы меня понимаете. Да, она вполне подходит, чтобы на нее вешали нижнее белье. И конечно, мнит себя второй Харлоу: у них у всех мания величия.

— Капризная?

— Нет, просто глуповата.

— Я думал, все эти кинозвезды очень подвержены вспышкам раздражения и даже гнева, — сказал я, бросив — льщу себя надеждой — чрезвычайно ловко тонкий намек.

— Это вы мне говорите?! Ну да, эта Лаусон всегда ужасно важничала и держалась королевой. Но в последнее время стала чертовски спокойной, такой внимательной и послушной.

— С чего бы это?

— Не знаю. Может, к ней пришла ее величество Любовь. У нее был полный упадок сил… когда же это было? Да, в январе. Из-за нее почти на две недели задержалась съемка фильма. Поверьте мне, старина, когда ведущая актриса вдруг начинает прятаться по углам и потихоньку плакать, это зловещий признак.

— Думаю, вам было с ней нелегко, верно? — сказал я, стараясь не выдать себя голосом.

В январе! Вот и еще одно косвенное доказательство!

Кэллехен пристально смотрел на меня с тем лихорадочным блеском в глазах, который придавал ему вид второстепенного пророка, готовящегося произнести грозное обличение, но на самом деле, думаю, это было только приемом киношника изображать постоянную углубленность в свой мир, недоступный посторонним. Ну, сущий дьявол!

Он сказал:

— Да уж, мягко выражаясь, нелегко! Устроила нам тут сумасшедший дом. В конце концов Вейнберг разрешил ей взять неделю отдыха. Сейчас она уже пришла в себя, конечно.

— Сегодня она здесь?

— Нет, снимается на натуре. Думаешь подсуетиться к ней, старина? — Кэллехен дружески скосил на меня глаза.

Я сказал, что мои намерения относительно честны: я хотел изучить типичную киноактрису для своего нового триллера, к тому же я подумываю написать его так, чтобы потом по нему можно было поставить фильм — в стиле Хичкока, — и Лена Лаусон может оказаться подходящей для роли героини. Не знаю, насколько мне удалось убедить Кэллехена: он смотрел на меня с некоторым недоверием. Но не имеет особого значения, считает ли он мои намерения продиктованными чисто профессиональным интересом или эротическим. Завтра я снова собираюсь побывать на студии, и тогда он представит меня девушке. Я страшно волнуюсь — никогда еще не имел дела с девицами такого рода.

21 июля

Ну, я прошел через это испытание! Сначала я не мог придумать, о чем говорить с девушкой. Не то чтобы в этом была большая необходимость. Она небрежно подала мне руку, бросила довольно безразличный взгляд на мою бороду — словно утаив суждение, и тут же ринулась в длинный путаный разговор с Кэллехеном и мной о человеке по имени Платанов.

— Этот Платанов просто бестия! — воскликнула она и затараторила: — Вы знаете ребята прошлой ночью он звонил мне четыре раза и я вас спрашиваю что делать девушке, конечно я не против знаков внимания но когда за тобой таскаются по пятам и мучают по телефону я так и сказала Вейнбергу это доводит меня до бешенства. Этот мужчина воплощенный дьявол ребята у него хватило наглости появиться сегодня утром на станции хорошо еще что я сказала ему что поезд отправляется в девять десять, хотя на самом деле он уходит на пять минут раньше так что я увидела как он мчится по платформе прямо как Человек-Ножницы развив бешеную скорость и знаете как он выглядел ребята просто как в каком-то кошмаре и не потому что мне просто не о чем говорить с ним понимаете?

— Конечно понимаем, — успокаивающе сказал Кэллехен.

— Я все время твержу Вейнбергу чтобы он позвонил в посольство и потребовал депортации этого человека для нас двоих эта страна не так уж велика или он уедет или я но конечно все эти евреи друг с другом заодно должна сказать нам стоит здесь применить кое-что из того что делал Гитлер хотя я бы скорее пустила в ход резиновые дубинки и стерилизацию… и сейчас как я говорила…

И она еще долго и без остановки трещала. Было что-то очень занятное в том, отчего ей пришло в голову, что я понимаю контекст ее речи. Я не имею никакого представления — и, возможно, никогда не буду его иметь, — был ли этот бестия Платанов белым рабом, поклонником таланта, агентом ГПУ или просто ее одержимым почитателем. Все это только дает некоторое представление об этом невероятно нереальном мире кино — здесь просто не понимаешь, когда заканчивается фильм и начинается настоящая жизнь. Однако монолог Лены дал мне возможность немного рассмотреть ее. Она определенно не была лишена привлекательности, несколько вульгарна и очень темпераментна. Если сейчас она «очень внимательна и послушна», как сказал Кэллехен, то прежде должна была быть сущим наказанием. Я здорово поразился сходству актрисы с ее героиней Полли, но иначе фермер, живущий у того ручья, не смог бы ее узнать. Вздернутый носик, большой рот с полными губами, голубые глаза, над плавно закругленным лбом — пышная светло-золотистая корона густых волос, черты ее лица, за исключением рта, довольно изящные, что составляет странный контраст с живой, мальчишеской мимикой. Но все мои усилия описать ее бесполезны: я еще не встречал в книгах описание внешности человека, которое давало бы ясную картину его натуры. Глядя на нее, вы никогда бы не заподозрили, что она себе на уме. Может, так оно и есть. Нет! Я отказываюсь это допустить.