Сколько живут донжуаны - Анна Данилова

Он выбежал из подъезда и, не разбирая дороги, бросился куда-то в сторону, к окружавшим двор по-зимнему черным кустам и деревьям, словно желая в них спрятаться, затеряться. И хотя снега не было и ботинки его хлюпали по грязной жиже, все равно ему было очень холодно, словно он медленно погружался в ледяную воду. «Что это за зима такая? Ни снега, ни мороза, одна грязь…» — вдруг подумал он, словно по привычке, как мог подумать, к примеру, еще вчера утром, когда жизнь его была вполне себе спокойной и ничто не предвещало никаких потрясений. Да и вообще, если разобраться, то и потрясений в его жизни было не так уж и много. Разве что одно, мощное, перевернувшее его жизнь (во всяком случае, так считала Клара, а ему ничего другого не оставалось, как соглашаться с ней) событие, которое считалось в их семье трагедией. Вот интересно, он когда-нибудь признается ей, что для него это стало событием если не радостным, то все равно каким-то освобождающим, как если бы вместе с физической болью в его жизнь вошла тихая радость и ощущение полной свободы. Наверное, нет, просто не посмеет, чтобы не разочаровать ее. Куда он без нее, без Клары?

Очень это странное состояние, когда вместо того, чтобы думать о главном, мозг пытается зацепиться мыслью за какой-нибудь пустяк, мелочь, потому что очень страшно. Так страшно, что и живот болит, и колени подкашиваются. Продираясь сквозь кусты непонятно куда, может, к дорожке, ведущей к шоссе, а может, желая вообще исчезнуть, раствориться в этом холодном влажном воздухе, он вдруг вместо голых темных веток увидел металлические прутья решетки. Тюремной решетки. Это же надо так попасть!!!

Он руками принялся раздвигать ветки, обдирая пальцы, те самые драгоценные пальцы, которые в свое время хотел застраховать на миллион долларов. Теперь они ему уже не понадобятся. Там, куда его уже очень скоро определят, ему не то что пальцы не понадобятся, ему вообще ничего не понадобится, потому что он умрет в первый же день. В первый же час. Не в лесу же жил, сколько книг прочел, сколько сериалов просмотрел (устроившись на диване с Кларой), где описывалось, что делается в мужских тюрьмах.

Сердце так колотилось, словно хаотично перемещалось из грудной клетки в уши, щеки, кисти рук, все тряслось, и перед глазами все плавало, растекаясь искаженными очертаниями окрестных объектов.

Велосипедная прогулка по залитой розовым солнцем сосновой чаще, которая закончилась падением и необратимой травмой запястья, сейчас показалась ему лишь небольшой жизненной драмой, касающейся лишь его лично, и все. Сейчас же последствия затронут многих людей, причем некоторых ему предстоит увидеть первый раз в своей жизни.

Он обежал дом три раза, прежде чем обнаружил свою машину, которую припарковал в соседнем дворе, и только сейчас, увидев ее, вспомнил об этом. Надо же, подстраховался, называется. Не мог оставить ее где-нибудь подальше. Хотя кто же мог предположить, что так все получится.

Он достал из кармана пальто ключи, и они тут же предательски выскользнули из пальцев прямо в серую снежную кашицу под ногами. Он наклонился и, пачкая пальцы, принялся выуживать их из грязи. Подумалось вдруг, что если кто и заметил его, то не забудет, это точно. Будь он в невзрачной куртке с капюшоном, может, и не заметили бы, а так, как можно не обратить внимания на высокого господина в длинном черном шерстяном пальто и пестром золотисто-красном кашне?

На него всегда и все обращали внимание, и он знал это, понимал. Но одевался все же скорее для себя или для Клары, чем для толпы. Ему нравилось ощущать себя в хороших дорогих сорочках или свитерах, пальто, плащах. С годами у него выработался свой стиль одежды, где холодная элегантность соседствовала с буржуазным уютом и комфортом. Он очень любил бархат, вельвет, меха, фланель, замшу, все то, что могло согреть и доставить удовольствие своим прикосновением.

Наконец, он сел в машину, завел ее и выехал на шоссе, покатил в сторону Театра сатиры, где любил в полном одиночестве обедать в курином кафе. Надо было все обдумать. Одна версия будет придумана специально для Клары, другая, подредактированная с ее же помощью, — для полиции. Он взял куриные крылышки, булочку, клубничное мороженое и, устроившись в дальнем конце почти пустого зала, набросился на еду. Когда он еще так поест? Быть может, это вообще его последний приличный обед. Потом будет (как это так она называется-то, тюремная еда?)… Баланда! Вот!