Благие намерения. Мой убийца - Ричард Халл

– С соизволения вашей светлости! Господа присяжные заседатели! – Анструтер Блэйтон встал и по старой привычке зачем-то придирчиво поправил лежащие перед ним бумаги. Он знал, что в свои пятьдесят два сравнительно молод для роли государственного обвинителя по делу, вызвавшему значительный интерес общественности. Хотя Блэйтон уже считался ведущим королевским адвокатом судебного округа, упускать представившийся шанс он не хотел.

Надо быть справедливым – только безупречной объективностью можно добиться максимального результата, – но эффектным и решительным.

Он твердо намеревался показать миру, что он если и не новая звезда на небосводе юриспруденции, то, безусловно, выдающийся представитель яркой плеяды. А если в итоге осужденному грозит виселица – что ж, не его вина. Заранее думать о последствиях должен человек, замышляющий убийство, а не прокурор.

Блэйтон повернулся и посмотрел прямо на судью. Судья Смит обладал репутацией человека решительного и умеющего убедить присяжных принять его точку зрения. Ходили слухи, что он выходит в отставку. По мнению Блэйтона, об этом стоило пожалеть. Сэр Трефузис Смит – компетентный судья, а компетентного судью не так просто найти – несмотря на кругленькие суммы, которые светят действительно успешным законникам, каковым намеревался стать и Блэйтон.

Возможно, в своих рассуждениях Анструтер Блэйтон был немного высокомерен, а в планах – чересчур поспешен. Пока что от своей цели он был весьма далек – его светлости не нравились манеры представителя обвинения. Сэр Трефузис Смит за время своей долгой судейской карьеры видел Блэйтона нечасто и никогда не интересовался, что за человек стоит перед ним. Сейчас следовало к нему приглядеться, и судья почувствовал неприязнь к этому бодрому, пышущему здоровьем мужчине среднего роста, который явно пытался произвести впечатление; сэр Трефузис как на ладони видел намерения любого приходящего в суд. Он уже решил для себя, что этот процесс станет для него последним, и хотел уйти, подобно Фальстафу: мирно, но уж точно без бормотания о зеленых полях.

Однако складывающаяся ситуация, похоже, не позволяла надеяться на подобный занавес. Говорили, что дело совсем несложное, практически нет сомнений в обвинительном вердикте, и судья даже жалел, что не попалось дело посложнее, чтобы блеснуть недюжинными талантами.

Судья не имеет права на предвзятость; тем более он не имеет права каким-то образом формировать свое мнение, прежде чем дело поступит в суд. Сию азбучную истину сэр Трефузис часто повторял присяжным и обычно с величайшей скрупулезностью воплощал этот принцип на практике. Только по несчастной случайности до него дошли некоторые детали расследования. Судье надлежит превратить свой мозг в беспристрастный чистый лист. Ему должно знать лишь то, что скажут стороны, и сэр Трефузис приготовился слушать с невозмутимостью сфинкса.

– С позволения вашей светлости! Господа присяжные! В пятницу тринадцатого июля – какое несчастливое сочетание! – Ланселот Генри Катберт Каргейт умер в вагоне поезда между станциями Ларкингфилд и Грейт-Барвик, на границе Эссекса и Саффолка, примерно в одиннадцать пятьдесят семь утра. В четверг девятого августа был произведен арест, – театральным жестом, грозящим разбудить дремлющее предубеждение судьи Смита, обвинитель протянул руку и елейным голосом назвал полное имя обитателя скамьи подсудимых, – арест по обвинению в преднамеренном убийстве с применением яда, и это обвинение вам предстоит рассмотреть. Моя задача – с помощью моего ученого коллеги, мистера Найта, представить дело с точки зрения обвинения; защита находится в руках моих ученых коллег мистера Вернона и мистера Оливера.

Анструтер Блэйтон поправил мантию на плечах. Теперь, подобрав нужный тон звучного бархатного голоса, пора впечатлить присяжных, явив слово мудрости и добавив, разумеется, немного лести.

– Господа присяжные, я знаю, что вы уделите пристальное и неусыпное внимание этому делу, – не только из-за его необычной сложности, не только из-за того, что убийство является тяжелейшим обвинением с точки зрения закона, но и по самой природе доказательств, на основании которых вам предстоит принимать решение.

Блэйтон замолчал. Присяжные, конечно, почувствовали себя спокойнее и увереннее, зато сэр Трефузис беспокойно поерзал в кресле. За свою жизнь он наслушался банальностей, и Блэйтон, на его взгляд, излагал самые избитые. Возможно, снисходительно подумал судья, он нервничает, хотя по виду и не скажешь. Пусть продолжает говорить, не стоит понапрасну дергать обвинителя, не то собьется. Сэр Трефузис лишь позволил себе незаметно сморщить маленький римский нос – стало легче, и можно было слушать дальше.

Впрочем, Блэйтон не обращал сейчас внимания на судью. Он полностью сосредоточился на присяжных.

– Убийство с помощью яда происходит не у всех на виду, не на глазах у почтенной публики. Оно почти всегда совершается тайно, и потому доказательствами в таких делах являются косвенные улики, а не свидетельства очевидцев. Так и в нашем деле. Поскольку, когда Ланселот Генри Катберт Каргейт…

– Не хотелось бы прерывать вас, мистер Блэйтон, но могли бы мы впредь именовать несчастного покойного джентльмена пусть с меньшей точностью, зато с большей лаконичностью? Я уверен, что присяжные сумеют вас понять.

– Разумеется, милорд, он был известен как Генри Каргейт.

– Вот и хорошо. Присяжные учтут, что под именем Генри Каргейт вы подразумеваете Ланселота Генри Катберта Каргейта. На практике вполне достаточно будет даже описания «покойный». Пожалуйста, продолжайте, мистер Блэйтон.

На мгновение обвинитель словно позабыл, на чем остановился. Потом взял себя в руки и продолжил, стараясь простить и забыть, как было уничтожено одно из его лучших словосочетаний.

– …Поскольку, когда Генри Каргейт умер в поезде, отравителя даже не было рядом. Вообще говоря, мистер Каргейт редко обращался к услугам железнодорожной компании. Для подобных путешествий он обычно брал машину, и преступнику следовало сообразить, что он мог умереть за рулем автомобиля. Такой оборот мог подвергнуть опасности жизнь людей, никак не связанных с покойным и его окружением.

Эти слова вызвали возмущение на скамье подсудимых. Как бы там ни было, но уж вот это – ложь! Одно дело – Каргейт, почти у всех были причины убить его, и совсем другое – безответственное и преступное пренебрежение жизнями посторонних. Этот румяный вычурный болтун не имеет права навязывать предвзятое мнение.

– Господа присяжные, я намереваюсь показать, что было совершено особо безнравственное преступление – позднее, когда мы будем обсуждать мотивы. А сейчас вернемся к самому преступлению. Так случилось, что в момент смерти Генри Каргейта свидетель все-таки присутствовал, и вашему вниманию будет предложено описание происходивших тогда событий. Не окажись у окна в коридоре вагона в критический момент мистер Харди, обладающий, позвольте сказать, присутствием духа, и не прояви гражданскую ответственность и профессионализм работники Лондонской и Северо-Восточной железной дороги, это преступление никогда не было бы раскрыто. И мистер Харди поведает вам…